Хроники Нонтауна. Михаил Максимов
нечестивый послушник и монах в незримом монастыре, литературной келье имени Джека Керуака – но время проходит между этих листов, коверкая фразы – и Джонни приехал в Город, а к нему все безразличны – да ведь и он безразличен к действительности зданий и машин – таких одиноких много – Джонни думал, что мы все потеряны для пространства Фантазии – лишь начали идти по чужой дороге, чтобы заплутать на целые песочные вечности (столько вечностей, сколько песчинок на берегу мирового океана) – и перерождаясь столько же раз – мы видели таких девушек в вагоне метро – и потом, когда шли по очередному Проспекту – они только начали теряться – но Джонни ни на кого не обращал внимания – для него все потеряно (он сам так считает) – преднамеренно слеп для этих реалий – прозрел для иного видения, для иных знаков бытия – даже фонарный столб кажется иным, если смотреть на него издалека.
Помнится, Джонни высказался в одном письме – «Если у тебя есть возможность и время думать об искусстве (и творить что-то) – ты уже можешь называться счастливым человеком» – сейчас же, если Джонни мог бы здесь заговорить, то он, наверное, сказал – «Это говорил другой Джонни, который уже умер – хуже ему уже не будет» – по сути, он был прав, говоря таким образом о счастье – ведь так оно и есть – например, доказывается в самом начале «Больших надежд» – там мальчика заставляют искать напильник и еду – иначе (так уверяет мальчика беглый заключенный) ему вырвут сердце и печень – разумеется, ни о каком искусстве мальчик и не может думать – и главная его задача теперь – выжить. Его фактически превращают в животное – лишают счастья полноценной творческой жизни – пусть и на один день – и сколько таких еще ходит по улицам тысяч городов – зарабатывающих себе на жизнь нелегким трудом, даже сейчас, в наш развитый информационный век? Сколько сходит с ума, познав глубинный ужас, растянутый на долгие минуты ожидания своей очереди на отдых? Сколько сердец разбито и никогда не будет склеено – так как клей высох на солнце, на солнце гнева и перенапряжения, сколько лучей еще пронзит эти отчаянные земли?
Если я задаю вопросы, много вопросов – я являюсь преступником, да – очень ценная мысль. Ведь все должно быть скрыто зловещей тайной – не обычными добродушными загадками-таинствами-магией – а именно зловонной, непонятной тиной – она опутывает бытие как прогнившие халаты дворянина, похороненного в склепе вместе с любимыми детьми – а я, Джонни и еще некоторые любители искусства и правды, скрытой в реальности – мы все пытаемся достать естественные кости жизни, милые кости правды, достать-отыскать костяк или хотя бы увидеть отблеск того, что можно было назвать раньше подобием древа жизни. О чем я думаю, безумец собственного учения? Надо пытаться сосредоточиться на вневременном, как Джонни умеет, или на конкретном – научной работе – а вместо этого я ухищряюсь балансировать на грани между «Большими надеждами» и собственными мыслями… преступника увозит лодка – свет опять гаснет.
***
…