Измена. Тонкая грань. Лана Полякова
что она мешает, и заблокирую её номер. Прости, что заставил тебя ревновать. Я дурак!
Восьмая глава
Меня аж затрясло от его слов! Как же хотелось вцепиться ему в рожу! Разодрать её когтями! Ничего он не понял. Ничегошеньки!
Просто заткнул мне рот, чтобы не выступала. Ночь на дворе. Спать пора. Завтра на работу. Подумаешь, жена блажит. Так она ведь женщина, разве можно понять её?
Он и не слышал половины сказанного. Вон взглядом за окно скользит.
Ладно!
Утро вечера мудренее. Завтра позвоню в офис. Поговорю с нашими юристами, как делить ипотечное жильё. Что сейчас попусту воздух угрозами сотрясать?
– Герман, ты ничего не понял, как я вижу. Ну ладно. Спать пора. Завтра на работу. И кстати, – продолжила я, шагнув к выходу из лоджии, – ты спишь в холле.
– Маш!
И такое искреннее удивление!
– Не начинай, пожалуйста. Я с тобой в одну постель не лягу. Это не обсуждается. – проговорила я прямо и твердо.
Без намеков, чтобы исключить недопонимание.
Герман хлопнул недоумённо глазами и заговорил:
– Манюнь! Ты что? Я же верен тебе! Я даже не целовался с ней! Пальцем к ней не прикасался! Машк? Ты что? Глупенькая! Я же твой муж! Ты никогда меня не гнала! Ма-а-а-аш! Манюнечка моя, ревнивая! – и он улыбнулся, сверкнув зубами!
Улыбнулся! Ему весело, блин! Смешно!
– Хочешь, я прямо сейчас напишу Карин, что прерываю с ней общение? – Герман поднял руку и прикоснулся к моему плечу. Волна ярости поднималась откуда-то из живота. Огненная. Снося по пути все ограничения и преграды. – Не смей! Не прикасайся ко мне! – зашипела я и оттолкнула мужа от себя с такой силой, что он покачнулся и сделал шаг назад, освобождая мне проход.
– Маш? И столько обиды и непонимания в голосе!
Фантастический…
Прошагала в ванную, печатая шаг босыми пятками. Вбивая их в напольное покрытие.
Хорошо, что не кафель!
В нашей квартире две ванные комнаты. Одна большая, просторная, общая. А другая только с душевой кабиной и раковиной с унитазом. Со входом из нашей спальни.
В принципе, удобно, особенно по утрам.
Я влетела под душ, стаскивая с себя на ходу одёжку, и врубила воду на всю катушку. Скорее смыть с себя всё. Весь этот день. С его открытиями и с его подарками. Отмыть с себя липкие щупальца мерзкой бабёнки, что гадко хихикает сейчас, радуясь сообщениям Германа о нашем скандале. Дрянь какая!
Как он мог купиться на такое?
Мой Герман – педант и брезгливый эстет. Он же брезгует вчерашнюю сорочку надеть, а тут такая откровенная пошлость во всем. Как такое возможно? Она же омерзительна и нечистоплотна. Он что, внезапно ослеп и оглох?
А когда вышла из кабинки, то обнаружила, что двери в комнату я не закрыла до конца.
Накинула на себя пижаму и обернулась к выходу, но застыла столбом.
В дверном просвете было явственно видно, как Герман переписывается по телефону.
С каким лицом! Как ему это нравится, льстит, как он тащится от