Хроники семи королевств: Тени дремотных чащоб. Ярослав Гивиевич Заболотников
полог, едва заметным жестом вновь уложил приподнявшуюся навстречу гиену. Девочка же никак не отреагировала на его появление, слишком уж была увлечена «рассказом». Её словно охватило оцепенение – лишь отдельные движения выдавали воодушевление.
В ожидании развязки истории Рихард осторожно прислонился плечом к стволу, наблюдая за девчушкой. Порой, чтобы уловить суть, слова и образы не нужны: достаточно прорывавшихся наружу эмоций. То ножка дрогнет, то глаза под закрытыми веками забегают, то ручка что-то невидимое схватит. Личико же попеременно хмурили насупленные брови и озаряли улыбки. Эффалия явно с больши́м интересом проводила время в гостях у отца, а иначе и быть не могло.
Наконец малышка широко распахнула глаза. Всё ещё находясь на волне восторга, она протянула ручку и выкрикнула:
– Ард! Ма-ма!
Рихард заключил маленькую ладошку в свою:
– Нет, милая. Мама пока спит.
Девочка мигом нахохлилась:
– Ра-с-ска-зать. Хо-чу…
– Знаю. Обязательно расскажешь, но немного позже. Хорошо? – ласково перебирал он крохотные пальчики.
Эффалия не издала ни звука.
– С Ильхи ты уже всеми приключениями поделилась?
Один вопрос, и броня молчания сломлена:
– Нет! Бо-ль-шой дом! Ог-ром-ный! Дру-гой! – заёрзала малышка, а на Рихарда обрушилась лавина сумбурных картинок интерьеров и их содержимого.
От такой резвой цветной карусели видений мужчина тихо кашлянул пополам со смехом:
– Да-а-а… Большой… – он отвёл взгляд к основанию сука, где теперь сидела боком материализовавшаяся дриада.
Её матово-зелёное тело, как и всегда, было облачено в листья и кору, словно в платье. Лик же походил на человеческий, если бы не прожилки из мелких корней и глаза цвета молодой травы. Сейчас они горели пуще прежнего: дриада продолжала жадно ловить каждое оброненное слово и мелькнувшую мысль.
– А-а-а… знаешь, о чём я сейчас подумал? – скосив глаза на девочку, заговорщически поинтересовался Рихард.
– …Знаю! – довольно хихикнула та.
– И о чём же? – мужчина вновь сосредоточил внимание на Эффалии.
– Па-па… Один… В боль-шом до-ме… Дол… Дол-ж-но быть… ему очень… очень гру-ст-но…
– Верно, – улыбнулся Рихард. – Именно об этом я и подумал.
Однако ликование малышки длилось недолго: веселье быстро сползло со светившегося личика, его сменила сначала растерянность, потом и вовсе – печаль.
Тогда мужчина шагнул ближе, нежно погладил румяную щёчку:
– Может, надо составить папе компанию? Пожить вместе с ним? Согреть его той радостью, что ты согреваешь нас с мамой?
Эффалия вновь нахмурила бровки. Закусила губу. Перед внутренним взором Рихарда вдруг заблестела вдавленная в каменные плиты, одинокая монетка в далёком обрамлении, вероятно, паласов.
– За-пол-нить пу-с-то-ту? – глаза девочки наводнило желание получить подтверждение своему умозаключению.
– Заполнить