Избранные эссе. Дэвид Фостер Уоллес
– своего рода духовная капитуляция. Мы видим лишь то, что видят все остальные. Тысячи людей, которые были здесь в прошлом, те, что приедут в будущем. Мы согласились принять участие в коллективном восприятии. Это буквально окрашивает наше зрение. В известном смысле – религиозный обряд, как, впрочем, и вообще весь туризм.
Вновь воцарилось молчание.
– Они фотографируют фотографирование, – сказал он.
Я привел такую длинную цитату не только потому, что она слишком хороша, чтобы ее укорачивать, но и для того, чтобы обратить ваше внимание на пару важных нюансов. Первый – это добинсовский посыл о метастазах просмотра. Не только люди приходят смотреть на амбар, известный исключительно как объект, на который смотрят, но и исследователь поп-культуры Марри смотрит, как люди смотрят на амбар, и его друг Джек смотрит, как Марри смотрит на смотрящих людей, и мы, читатели, довольно очевидно, смотрим за тем, как Джек-рассказчик смотрит, как смотрит Марри, и т. д. Если оставить читателя за скобками, там будет похожая регрессия фотографирования амбара и наблюдения за амбаром.
Но гораздо важнее то, что в этой сцене работает множество очень запутанных ироний. Сама по себе сцена, безусловно, абсурдная и абсурдистская. Но основная пародийная сила текста направлена на Марри, несостоявшегося трансцендентера просмотра. Наблюдая и анализируя, Марри пытается понять причины, почему люди поддаются коллективному просмотру и массовым изображениям, которые стали массовыми изображениями только потому, что их сделали объектами коллективного просмотра. Продолжительное молчание рассказчика в ответ на болтовню Марри говорит о многом. Но его не стоит воспринимать как указание на то, что рассказчик симпатизирует стадному желанию толпы фотографировать все подряд. Бедные Офисные Джо в этой сцене вовсе не перестают быть объектами насмешки только потому, что «изучающие» их критики тоже выставлены дураками. Повествовательный тон здесь – издевательское каменное лицо, особый иронический покер-фейс, пока Джек молчит во время монолога Марри – ведь если он заговорит в этой сцене, то рассказчик станет частью фарса (а не отстраненным и трансцендентным «наблюдателем и регистратором») и будет уязвим для насмешек. Этим молчанием альтер-эго Делилло, Джек, красноречиво ставит диагноз той болезни, от который страдают Марри, смотрители-на-амбар и все читатели.
Я хочу убедить вас в том, что ирония, молчание с покер-фейсом и страх перед насмешкой – это отличительные черты современной американской культуры (на переднем крае которой – литература), имеющие прямое отношение к телевидению, чья странная ласковая рука держит мое поколение за горло. Я собираюсь доказать, что ирония и насмешка – интересные и эффективные инструменты и в то же самое время причина великого отчаяния и стазиса в американской культуре и что они представляют особенно страшные проблемы для молодых писателей.
Две мои главные предпосылки в том, что, с одной стороны, недавно возник определенный поджанр поп-осознанной постмодернистской прозы, преимущественно