Не говори маме. Саша Степанова
неподалеку Илью.
– Катиного папку нашли, – говорит Стася, а ее подруга повисает у Джона на шее и целует его в губы – я вижу это сквозь ее распущенные волосы и тут же смотрю вниз, на грязные мыски своих ботинок.
– Черт, – отзывается Джон, пытаясь разжать ее руки. – Ну, Вик, ладно…
Ему неловко передо мной, что ли?
– Ага, на болоте. Он там мертвый лежал.
– Рядом валялся его велосипед, – подхватывает Вика и смотрит на меня так, словно именно я на нем и ехала. – И рюкзак. Ни за что не догадаешься, что было внутри.
– Страпон, – неожиданно включается дерганый Илья, но лучше бы он этого не делал.
– Отсоси. Парик!
Илья истерично всхлипывает и принимается ржать, но напарывается на пристальный взгляд Джона и замолкает.
– Это был Катин отец, идиот, – тихо произносит Джон, и этого достаточно, чтобы все резко засобирались на лекцию. Я с облегчением возвращаю Илье толстовку. За нашими спинами переговариваются чуть отставшие Джон и Стася.
– Вечером идем? – Это она.
– Планы изменились. Не получится. – Это он.
– Опять с Викой будешь? – Она.
Джон не отвечает.
– Я вас в прошлый раз видела.
– Стейс, ты за нами следишь, да?
«Стейс» звучит стыдновато, как в тех романах, где главную героиню зовут Николь по фамилии Кузнецова, а влюблена она в Алекса, и все это происходит в местечке вроде Красного Коммунара. Стася догоняет меня и зачем-то хватает под локоть, как давнюю подругу.
– А ты правда из Москвы?
– Пра…
– Класс! Тоже скоро туда поеду, – громко заявляет она и оглядывается. Красивое лицо – тонкое, вытянутое, с чуть раскосыми глазами, но мне мучительно хочется смыть с нее грим и увидеть ее настоящую. Почему-то кажется, что тогда с Джоном у нее было бы больше шансов.
В качестве собеседницы я для нее не существую, но это лучше, чем если бы у меня на лбу висела табличка с надписью: «Сучка убийцы. Стреляй».
– Парик, – говорю я, чтобы хоть немного оживить беседу. – Интересно, что можно делать в лесу с париком?
– Ваще-е! – тянет она, округлив глаза. – Катин папа сразу после похорон пропал. Может, он извращенец?
Слово «похороны» совпадает в пространстве и времени с тем, что мы проходим через гардероб и я снова вижу фотографию с траурной лентой: она стоит на низком столике между двумя скамейками в скромной компании искусственных гвоздик. Чудак с париком и попавшая под поезд староста моей группы – отец и дочь. Все это волей-неволей наводит на размышления о тайнах одной семьи из железнодорожного городка Красный Коммунар, которые, скорее всего, на деле гораздо мрачнее любой моей фантазии.
– Майя, ты идешь?
Я выныриваю из болота, мимо которого катит на велосипеде человек с развевающимися по ветру буклями, как на портрете Моцарта кисти Барбары Крафт. Джон занял мне место рядом с собой и теперь