На краю Империи. Идалия Вагнер
слушал.
Половой вернулся не очень довольный. Он сунул девушке в руки расстегаи, завернутые в промасленную бумагу, и коротко бросил:
– Иди уже.
Девушка вскочила со скамьи, схватила аппетитно пахнущий сверток и опрометью бросилась на выход, даже не поблагодарив.
Реакция братьев была одинаковой:
– Ну что же ты так грубо, любезный.
– Надоели они, эти девки, спасу нет. А оне разные бывают, господа. Иная молодая, а уже все прошла, да на все способная. Извольте счет-с.
Пока Федор расплачивался, решали, куда теперь отправиться. Притихший Павел хлопал себя по карманам и что-то бормотал себе под нос.
– Павлушка, пойдем. Ты что, блох ловишь?
Павел как-то растерянно протянул:
– Братцы, часов нет. Точно помню, пристегивал утром и смотрел время, когда гуляли. Коля, это папины часы, которые он мне дарил, с дарственной надписью…
– Может, под стол закатились?
Возле посетителей, которые двигали скамью и шарили по карманам, снова остановился бегущий половой.
– Что-то еще угодно, господа?
– Да вот, братец, часы закатились куда-то.
Половой медленно покачал головой.
– Эх, господа. Говорил я, что этих девок нужно гнать. Шалава паскудная.
– Ты думаешь, это девушка?
– А кто ж еще? Они тут ходят и ходят. Некоторые приходят и ждут, когда добрый человек покормит, другие клиентов ищут, а есть такие, что добром чужим разживаются. Мы их гоняем, а они все ходят. Эх, Хитровка рядом, оттель тянутся. Потаскушки тамошние. Нарочно вид ангельский представляют, чтобы пожалели их.
– А конкретно эту девушку ты знаешь по имени?
– Нет, господа хорошие. Они все разные ходят, не упомнишь. Вроде как в первый раз видел.
– Но часы папины…, – Павел был безутешен.
Авдеев скомандовал:
– Все, в участок идем. Что теперь разговоры разговаривать.
– Это правильно, господа. Тут за углом по правую руку участок. Недалече. Спросите Ферапонтова, он человек совестливый. Если сможет, то поможет. Деньгой отблагодарите, так даже доволен будет.
– Спасибо, братец. Все, идемте. Паша, не разводи панику, идем в участок.
Уже выходя из трактира, тихо добавил в дверях так, чтобы слышали только братья:
– Кобели, прости Господи. Бабники малолетние.
– Ну Федор Ильич!
***
Ферапонтов оказался грузным высоким мужчиной. Он внимательно выслушал рассказ и спросил только одно:
– Была молодая, худенькая и робкая?
– Да.
Полицейский вздохнул:
– На то и берут нашего брата, на жалость. А то, что ваш половой сказал, что это Хитровка, так он прав. Оттуда такая схема, на мужчин рассчитанная. Что, сильно ценные часы были? Золотые?
– Нет, серебряные. Но их мне отец подарил, они с дарственной надписью. Отца больше нет, это память. Я не обижу, Петр Петрович, отдарю за помощь.
– Память. Хмм. Отца помнить – это правильно. Ну, что ж, – Ферапонтов встал и оправил мундир, –