Детство Тёмы (сборник). Николай Гарин-Михайловский
что жизнь мою… Помнишь, дура, говорил тебе сколько раз… Офицер на войне… Ну, вот из-под лошади… Э, дура!
«Дура» вспомнила и с любопытством осматривала Тёму.
– Ну, так вот сын его… Ну, давай, что ли, воз! Сам повезу… С рук на руки сдам. Вот что!
– А кавуны? С десяток еще осталось.
– Ну их! Какие тут кавуны! Давай воз! Ах ты, грех какой! Ну, беда! Ах он, окаянный!
Так причитая, размахивая руками, то наклоняясь к Тёме, то опять выпрямляясь, ораторствовал старик, пока дочь его, сидя на краю телеги, поворачивала лошадь в толпе.
– Вот какое дело вышло! – продолжал кричать старик, обращаясь к окружающим, – первый генерал, можно сказать, и на~ вот!.. То ись, значит… одно слово! Прямо отец!.. Строг!.. А чтоб обидеть – ни-ни! Тут вот сейчас смерть твоя, а тут отошел, отошел… и нет его: голыми руками бери! И любили ж! Ну, прямо вот скажи: ложись и помирай! Сейчас! Ей-богу!
– Конечно, ежели, к примеру, хороший господин… – поддержал старика мастеровой.
– То ись, вот какой господин – что тебе, солдату, полагается, значит, бери, а водку особо. Вот какой господин!
Этот довод окончательно убедил толпу.
– Такому господину и послужить можно!
– Известно, можно!
– То вже не то що як, а то господын…
А старик уже сидел на возу и только молча одобрительно кивал головой на сочувственные отзывы толпы. Сидел и Тёма, укутанный в свиту, с наслаждением прислушиваясь к словам старика.
– Ты хорошо знаешь моего отца? – спрашивал Тёма.
– Ах ты, мой милый, милый! – говорил старик, – отца твоего я во как знаю. Я двадцать лет его изо дня в день видал. Этакого человека нет и не будет! Он за тебя и душу свою, и себя самого, и рубаху последнюю снимет! Вот он какой!
Тёма уж так расстроился, что не мог удержаться от слез; слезы радости, слезы счастья за отца текли по его щекам. Ватага не отставала от Тёмы и вся шла тут же возле телеги.
– Вы тут что? – накинулся было на них старик.
– Это мои мальчики, они со мной, – вступился Тёма. – Они у нас живут в доме.
– Вот как! Дружки, значит? Так что ж… айда в телегу и вы!
Ватага не заставила себя упрашивать и, живо вскарабкавшись, разместилась, кто как мог. Через несколько минут ребятишки веселым шепотом еще раз передавали случившееся, на этот раз передавая все с комическим оттенком. Как ни был опечален Тёма, но и он не мог удержаться и фыркал, когда Яшка передавал, как они утекали от нечистого. Нередко на чью-нибудь меткую остроту раздавался дружный, сдержанный смех остальной компании.
– Прысь, прысь! – говорил старик, за спиной которого шушукались дети, как котята в мешке.
И, откинувшись к ним, старик долго любовался своим грузом:
– Вишь, как они!.. Как мухи к меду… Не брезгуешь…
И, повернувшись назад, старик убежденно докончил:
– И господь не побрезгует тобой.
Только через неделю была готова новая форма.
Когда Тёма появился в первый раз в классе, занятия были уже в полном разгаре.
Тёму проводили из дому с большим почетом. Приехавший батюшка