Избач. Повесть, стихи, эссе. Александр Иванченко
руки.
Объявили голосование за второго кандидата. Даже без подсчёта был виден результат волеизъявления коммунистов колхоза.
Подсчитали голоса. Большинством голосов был избран коммунист Прасол. Партийный вожак района поблагодарил присутствующих и выразил надежду, что их выбор явится началом расцвета колхоза, как и во времена политотделов, когда Милость-Куракинская МТС была известна на всю страну, и жалеть о выборе не придётся.
Первый секретарь жал крепко Алексею руку, не отпуская руку вновь избранного коллеги по партийной работе, делал амплитудные подъёмы и опускания, как будто пытался что-то вытряхнуть или, наоборот, вбить. При этом всё что-то приговаривал в плане напутствий. Конечно, Алексей, из всего того ничего вразумительного для себя не смог запомнить и единственное желание было – когда же он его отпустит.
Потом, встрепенувшись, вспомнил и сделав растерянные глаза, спросил:
– А, как же автомашина? Ведь у нас-то в «Труде» всего две «полуторки» и запасных водителей пока нет. Нет! Я не могу!
– Не переживай, Алексей Фёдорович! На сколько я знаю, списочный состав коммунистов в вашем колхозе пока ещё позволяет быть парторгом, как говорится, полуосвобождённым. А, если подготовишь человек 10—15 кандидатов в члены партии, вот тогда и «под завязку» будешь «при портфеле». А пока личным примером показывай на уборке, перевозке зерна и грузов хозяйственного назначения, что коммунисты – передовой авангард не только рабочего класса, но и трудового крестьянства. Я знаю, у тебя, Алексей, получится.
И только после этого отпустил руку Алексея с онемевшими пальцами. Силён партиец, однако! Как только первый секретарь отошёл, сразу откуда-то, как из подполья, вырос товарищ Алексея, Василий Пужалин.
– Фёдорыч! Ты же того… коли будешь передавать свою машину, не забудь, мы же с тобой с самого начала. Только моя уже «леченная», а твоей ещё двух годков нет. А то дадут какому-нибудь молодому недоумку, сам знаешь…
– Не переживай, Вася, я не передаю машину, пока не передаю.
– Ну, если что, имей ввиду, – Василий неспешно отошёл, опустив голову и казалось, что он был ответом Прасола огорчён.
Алексея встретил дома отец, смачно затягивающийся табаком-самосадом, щурясь от едкого дыма, струившегося, как из печной трубы дым, в морозную безветренную погоду, вертикально вверх и кряхтел, толи от удовольствия, толи от того, что никотин раздирал бронхи, что шаловливый котёнок шторы в богатых панских домах. Он смотрел на сына, неспеша шествующего вдоль сложенных, вместо ограды, двух рядов бутового камня песчаника по, местами выезженного колёсами бричек, спорыша, как по ковровой дорожке к пьедесталу. Алексей прихрамывал на одну ногу и слегка её волочил. В свои 38 лет больше был похож на ветераны боевых действий на Халкин-Голе, чем на партийного вожака колхоза.
– Алёшка! Вот дивлюся на тебе и не зрозумію, шо лучшей кандидатуры в парторги во всём