Непреложность судьбы. Дарья Рагулина
показывает на табличку с номером, по которому надо перевести деньги. Вот так всё просто, и через минуту я становлюсь обладателем двадцатисантиметровой красной ленты за триста рублей. Девушка не унимается:
– Вот это дерево, прямо над креслом, самое сильное, на него вяжи.
И она пытливо смотрит на меня, чтобы я не вздумал ослушаться. Ее черные глаза так и жгут мне спину, и я не решаюсь на игнорирование ее наставления, как робот подхожу к дереву и как дурак привязываю ленту. Щеки начинают краснеть, меня бросает в жар. Люди смотрят на меня с любопытством, я бы тоже смотрел: это надо же, в современном мире повязывать ленту на ветку дерева. Ладно бы этим занималась моя мама, но нет же – это я своими собственными руками привязываю красную ленту двумя крепкими узлами на ветку какой-то березы.
– Молодец, горец, любовь уже в твоих руках! – громко говорит торговка, а люди вокруг начинают аплодировать мне.
Так стыдно, как сейчас, мне еще никогда не было.
Становлюсь злой как черт и, не теряя ни секунды, ныряю в ближайшие заросли, чтобы скорее скрыться с места своего позора. Рубашка прилипает к спине, в глазах всё мутится, начинаю пытаться понять, как теперь, не встречаясь с людьми, вернуться на утес, и снова спотыкаюсь о камень, да так сильно, что падаю ничком на землю. В первое мгновение от удара происходит какое-то ослепление, а потом некоторые части тела взрываются болью, в основном колени, ладони и лоб. Ладно, хоть нос не сломал. Вроде.
Хочу грубо выругаться, но лишь думаю про себя «идиот» и вдруг слышу вздох. В первое мгновение кажется, что этот вздох мне послышался, но он повторяется. Поворачиваю голову в сторону звука и вижу девушку. Видение такое странное, что кажется мне галлюцинацией, учитывая удар головой – всё возможно. Среди деревьев и кустов, заросшее мхом, стоит кресло из камня. Оно небольшое, но выглядит величественно, деревья вокруг будто расступились и обступили его плотной стеной, чтобы лишние взоры не проникали в святилище. Кресло, хотя ему больше подходит слово «трон», практически настоящее – невысокая спинка, небольшой выступ в виде подлокотника, сиденье на удобной высоте, под ногами небольшой выступ в виде ступени. Вокруг растут цветы и щебечут птицы. Щебетание такое звонкое, что я перестаю слышать шум туристов, всё пропадает в этом щебете.
Девушка сидит ко мне боком, волосы собраны под шляпу, но выбившиеся темные пряди упали на спину и несколько волосинок прилипли к мокрой щеке. Щека мокрая, потому что девушка плачет. Меня так поражает это, что я боюсь пошевелиться, нашуметь и помешать ей, и продолжаю лежать животом на траве, лишь удобнее перекладываю руки. Она плачет так искренне, что мне самому становится тоскливо. Она не всхлипывает, она не размазывает слезы по щекам, она просто иногда вздыхает и прикусывает свои пересохшие губы. Мне кажется, что она делает это, чтобы не закричать. При этом она не выглядит несчастной, скорее наоборот, ее глаза светятся такой лучистой радостью, что дух захватывает.
Она