Мгновения любви. Повести и рассказы. Михаил Забелин
на дыбы и не отпускали меня. У меня не укладывалось в голове, что я могу поступить по-другому, что именно сейчас я могу и должен развестись и жениться на суженой своей, потому что меня не то, чтобы не поняли, а просто отторгли бы, как сломавшуюся деталь, из слаженного чиновничьего аппарата, в котором я работал. Я будто не принадлежал себе. Словно существовали разные сферы, которые никогда не могли соприкоснуться: моя любовь к Ирише и какая-то условная мораль, нарушив которую, я не мог ни получить повышения по службе, ни работать за границей. Тогда я даже не задумывался о том, что само понятие морали перевернуто в нашем обществе с ног на голову, что аморально жить с нелюбимым человеком, а не развестись с ним, что правильно и нормально жениться на женщине, которую любишь, не боясь, что тебя осудят, изгонят, запрут в клетку недоверия и лишат того, чего ты достиг трудом. Неосознанный страх оступиться в глазах начальства и общества толкал меня по проложенному десятилетиями пути, на котором нельзя даже помыслить остановиться, задуматься и сказать нет. Рабская податливая сущность, воспитывавшаяся годами и вошедшая в плоть, умела лишь оправдываться, просить и соглашаться. Большинство из нас с детства и на всю жизнь заражены этой болезнью: мы движемся по заданному маршруту в соответствии с установленным расписанием и поворачиваем на стрелки и указатели, и боимся ступить лишний шаг и сказать лишнее слово, – а вдруг не положено. Десятилетиями строили нас в колонны и внушали: делай, как все, – и в своем бесконечном трубном марше мы привыкли слушать команды и разучились думать и принимать решения. Я искренне не понимал тогда, что может быть по-другому, что неладно, не так мы живем, если из страха перед инструкциями мы добровольно отказываемся от своего счастья и сравниваем вещи несравнимые, ставя на одну чашу весов любовь и будущую жизнь, а на другую – благоволение начальства и поездку за границу. Бедные люди, выцарапывающие зубами и когтями возможность работать за границей, вычеркивающие годы из своей жизни ради того, чтобы накопить денег на весь оставшийся свой век, забывающие нормальное человеческое общение и достоинство, говорящие на искусственном, суррогатном языке из нескольких слов: цены, вещи, купля, продажа. Они не виноваты в этом. Бедное, больное общество доводит их до состояния червей.
И я, как все, представлял себе диким отказаться от дарованной мне возможности. И говорил, говорил, говорил… И уговаривал себя и ее, что всё правильно, и по-другому поступить невозможно. И только спрашивал, постоянно ее спрашивал:
– Ты будешь ждать меня, Иришенька?
– Буду ждать. Я очень постараюсь тебя дождаться, – отвечала она.
А жизнь в это время уже готовила нам новые перекаты. Словно Бог до самого конца испытывал нас.
Меня вызвал секретарь партийной организации и показал мне бумаги, в которых говорилось, что я живу с женщиной, и разрушил ее семью.
Сколько лет, сколько поколений нужно давить человека, чтобы он боялся