.
с ребятами, многому научились. Но, видимо, не всё новое пошло им на пользу.
Крылатик покраснел.
– Да не ругаюсь я! – сказал он. – Блинами не ругаются, их едят. И кочерыжка – не ругательство, а серединка капусты. Обычные слова, самые простые.
Тётя Люба понимающе кивнула.
– Простые. Но боюсь, что в данном случае они стали пустыми и даже грязными.
Крылатик недоверчиво посмотрел на тётю Любу.
– Что вы такое говорите? Слово – не корзинка и не рубашка, оно не может быть пустым или грязным!
– Ещё как может! Слово становится пустым, если за ним ничего не стоит. Вот ты сказал «кочерыжка», а никакой кочерыжки-то и не было! И слово заболело: стало пустым. Но не только. Ведь ты ещё и разозлился; твоя злость испачкала слово, и оно стало грязным. Хуже всего, что человек при этом может и сам так испачкаться, что его потом никаким мылом не отмоешь!
Крылатик с тревогой посмотрел на свои ладошки: а вдруг они уже испачкались?
– Что же делать? – спросила Крапинка.
– Как что? Нужно бороться с этим, чтобы не пришлось потом отстирывать слова! Об этом, кстати, в сказке про Ивушкина написано, помните?
Малыши отрицательно покачали головами.
Тётя Люба подошла к книжной полке и поискала взглядом книжку.
– Да вот же она! Называется «Счастливо, Ивушкин!», а написала её Ирина Токмакова. Разве я вам не читала?
– Нет. А кто это – Ивушкин?
– Это маленький мальчик. Однажды он попал в сказочную страну, в волшебный лес, и встретил там старого Енота Нотю…
Голос тёти Любы постепенно становился тише, звучал словно бы издалека, и вскоре уже ничего невозможно было разобрать. Крапинка и Крылатик с изумлением увидели, что они уже не в комнате, и вокруг них не знакомые стены, а какие-то ветви… много ветвей… деревья…
Одним словом, они оказались в лесу.
И это был вовсе не знакомый им до каждого кустика их родной лес, а какой-то чужой, дремучий, с шелестящими – словно бормочущими – листьями. Малыши догадались, что попали в сказку, в тот самый волшебный лес!
Они прошли немного по тропинке, и вскоре деревья начали расступаться, открывая взору поляну с небольшим аккуратным домиком, выложенным мхом. Перед домом кипел на костре бак, в котором старый енот помешивал стирку. Рядом на протянутой между двумя стволами веревке сохло уже выстиранное бельё. Бельё было странное, очень необычной формы: в виде собаки, верблюда, блинов, кочана капусты, кочерыжки и множества других самых неожиданных предметов, среди которых были даже очки и нечто, похожее на сломанную – кривую – руку.
Старый енот тяжело вздыхал и бормотал:
– Ох, сколько же у меня работы! Бедный я, бедный! Уж полощешь-полощешь, отбеливаешь-отбеливаешь… Ведь грязи-то, грязи-то – не оберёшься. Хоть бы кто-нибудь пожалел старого Нотю!
Малыши подошли поближе.
– Скажите, вас кто-то обидел? – участливо спросила Крапинка.
Енот вздрогнул от неожиданности и оглянулся.
– О-хо-хо… Пожалуй, что так: никто меня не жалеет. А я так