.
в каком-нибудь амбаре, а местному населению запретить их освобождать по крайней мере сутки.
– Лучше было бы расстрелять, – раздумчиво сказал Краснощёков. – Для надёжности. Мёртвым золото без надобности.
– Не надо нас расстреливать! – чуть не взвизгнул телеграфист. – У дядьки сараюшка пустая, заприте нас на замок, только не расстреливайте! Дядька, скажи, что у тебя дети малые, а я жениться хочу! Пожалейте, Христа ради!
Телеграфист упал на колени, стукнулся лбом об пол. Дядька осоловело глянул на него и бухнулся рядом. При этом из кармана его штанов выпал блестящий жёлтый кусочек. Краснощёков поднял его, осмотрел, хотел попробовать на зуб, но взглянул на грязные штаны дядьки и передумал.
– Похоже, и верно – золото. Нам бы ох как пригодилось! Вот хотя бы вам и вашим бойцам, – глянул на Сяосуна, – платить за службу. – Он ещё раз осмотрел бесформенный кусочек, сунул в свой карман и махнул рукой: – Ладно, чёрт с ними, пусть живут! Товарищ Ван, запри их понадёжней и собери местных, чтобы помогли переставить тележки.
Сяосуну понравилось, что председатель Далькрайкома не усомнился в его предложении, не занервничал, не стал праздновать труса – спокойно и деловито взял ситуацию в свои руки. Потому и команды его без колебаний стал принимать к исполнению.
8
На станцию Благовещенск они въехали, что называется, под шумок: шла такая отчаянная перестрелка между бандитами Пережогина и советской милицией, что на появление возле пассажирской платформы странного крохотного «поезда» никто не обратил внимания. Пережогинцы засели в здании вокзала, они выбили окна и вели огонь по милиции, которая устроила вокруг привокзальной площади баррикады; атаковать противника милиционеры не решались, видимо, собрались взять «на измор», то есть пока у противника не кончатся патроны.
Вокзал был красив, похож на дворец из сказки, но ни Сяосуну, ни Краснощёкову это было ни к чему. Для них вокзал явился чем-то вроде крепости, которую следовало взять и желательно без потерь. Со стороны платформы здание имело два входа – пассажирский двустворчатый и служебный, несколько окон разной высоты, похоже, никем не контролируемые, – и было ясно: надо проникать внутрь и действовать по обстановке. Сяосун указал своим бойцам на служебную дверь:
– Войти без шума и уничтожать всех, никого не жалея, пленных не брать. Кроме заложников, если такие найдутся.
Сам же снял пулемёт с «турели», повесил его на шею, приспособив поясной ремень, сунул за пазуху запасной магазин, махнул рукой Краснощёкову – дескать, давай за мной! – и бросился к двустворчатой выходной двери вокзала.
Нападение с тыла явилось для бандитов полной неожиданностью. Увлечённые собственной стрельбой, они не заметили появления за спиной узкоглазых бойцов в гражданской одежде и спохватились лишь тогда, когда от выстрелов в упор один за другим стали падать их увешанные оружием «боевые товарищи». Хватило двух десятков патронов из четырёх стволов, чтобы бóльшая часть банды была уничтожена.
Сяосун