Горький вкус карри под тенью Тадж-Махала: год как жизнь. Наташа Дол
Зафара. Даже тут она постоянно вспоминала его. Неужели он лучше меня? Меня бесило, что все же она его предпочитает. И он наплел ей про море и звезды вместе с бездной, после чего она уже ни на кого, кроме него, и не смотрела. Ну разве лишь на меня, как на бонус к Зафару.
Наташа смотрела на нас сзади.
Ей казалось, что я шел с Нишей как с инвалидкой: она постоянно оступалась и шаталась, а я ее подхватывал. Гоха похихикивала и казала на нас пальцем: че, она ему нравится?
– Они с Зафаром соперничают из-за нее. Ну что ж – она красивая.
Гоха кивнула.
– Да, очень. Лицо такое. Глаза большие. Только как они будут общатся? У нее такой непонятный хинди. Я ни слова не разберу.
Моя очередь кивать, но я лишь слушал краем уха.
– Ну мы только приехали. Еще освоим язык…
– А мне он нафиг вообще не нужен. Я сюда приехала путешествовать и английский изучать.
Я промолчал. У меня были свои взгляды на хинди.
Посудина мягко скользила по водной глади. Кажется, я бы несколько дней вот так полз по реке и задумчиво, не шелохнясь, сидел бы и смотрел в воду и на кромку берега.
– Сколько там глубина? – спросил кто-то из наших.
Лодочник хехекнул и воткнул шест на середине реки. Он держал палку за остаток.
– Ну как? Нормально?
Уйдешь с головой и не заметят.
А вода черная. Волны неторопливые и еле заметные. Солнце приобретало оранжевый оттенок.
Посудина боднула песок. Мы на том берегу. Крутой, песчано-сыпучий. Я снова помогаю Нише выбраться. Это все поводы трогать ее. «Чем чаще и чем быстрее ты начнешь ее трогать, тем быстрее ты доберешься до ее трусиков,» – учили умные книги соблазнителей.
Потом мы взбирались на берег. Ноги зарывались в песок. Ползли чуть не на карачках. Я изо всех сил пытался втащить красавицу-кубышку, испачкал ей джинсы. Она хохотала. Ниша оказалась тяжелее, чем рассчитывали мои бицепсы. Даже с помощью Минакши втянуть ее оказалось делом нелегким.
Резко от края начинались широкие поля. Вдалеке виднелась деревушка. Мне хотелось сходить туда. Я предложил всем:
– Сходим?
– Алекс, это далеко. Да и змеи.
Я и забыл про них. Может и опасно.
Подошли к согбенной крестьянке.
– Что вы сажаете, уважаемая?
Лучисто улыбается морщинистое лицо.
– Сезам. Чтоб класть его в булки. Знаете?
– Конечно.
Мы начали щелкать и кидать в рот чуть горьковатый дорогой продукт. Чудо, если когда-нибудь им наешься вдоволь. Соскрябываешь с магазинной булки зубом семечку. И мало. А тут целое поле. Я еле удержался, чтобы не насыпать себе в карманы. Не подумают ли, что ворую или наглею.
Недолго побродили по краю поля и вернулись к лодочнику.
Снова переплыли берег. Прошли вверх по Ямуне с сотню метров и вылезли в город у вонючей, обгаженной свежими фекалиями помойки. Сквозь нее вилась тропа.
– Фу, – суринамцы зажимали носы, жеманясь, словно в Латинской Америке им никогда такое