Счастье – не пение жаворонка. Александр Николаевич Лекомцев
что я такая вот… непутёвая. К чему ты уже собрался мне активно напоминать о своих заслугах?
– А к тому, дорогая внучка, что ты даже полного среднего образования не получила. Всего девять классов! – малость вскипел Рудых. – Ничего не хочешь знать. Не желаешь! У тебя не имеется ни профессии, никакой цели в жизни. Ничего!
– Неправда! У меня есть профессия!
– Вагоны с углём может и медведь считать. Не цирковой, а наш местный, рядовой и необученный, из тайги.
– Я ещё успею где-нибудь поучиться… на заочном отделении.
– Куда-нибудь и когда-нибудь… А я ведь не вечен. Что ж ты будешь делать без меня? Я уже не молод…
– Я тогда отсюда уеду, дедушка, – тихо ответила Амелия, со слезами в голосе. – Мне ничего тут не интересно.
– Было бы, куда ехать, дорогая. Да и речь сейчас не про твои поездки идёт. Надо думать нам с тобой о том, что назревает.
– А что назревает?
– То самое и назревает. Минут через пятнадцать, сюда заявится наш участковый Дима Ребров. Представительница мелкой буржуазии Раиса Бакова просто так этого дела не оставит, – рассудительно и озабоченно пояснил дед. – Ты её водой из ведра облила. Неопровержимый факт. Эта дама, Амелка, всё сделает, чтобы тебя определить чётко… на нары. Денежным штрафом тут не обойдёшься. Тётка вздорная, но её понять можно.
– Ты шутишь, дед?
Конечно же, Амелия уже тысячу раз пожалела о том, что сделала. Но вот сейчас держала марку, что называется, хорохорилась перед родным… стариком.
Но слезы вдруг потекли по её слезам, и у Степана Акимовича глаза увлажнились.
– Чего тут шутить? Это статья, – определённо заметил он. – Я не юрист, не правовед по образованию, но замечу определённо. На три года на специальную зону запросто можешь за хулиганство отправиться.
– Что же мне теперь делать? – она обняла деда за шею. – Ведь я права. Я защищалась от нападок этой змеи. А песни жаворонков мне до фонаря. Для меня, что лето, что зима… Известно, что Бакова мстительна.
– Не знаю. Штраф тут, как молодняк выражается, не прокатит. Да и устал я за твои штучки-дрючки штрафы платить. Я, Амелка, не фальшивомонетчик и не буржуй записной. У меня денег… не четыре мешка, а поменьше.
Кроме всего прочего, дед подчеркнул, что он честный и открытый человек. Взяток не берёт, потому что никто их ему не даёт и не даст. Сам тоже увесистых конвертов с «баблом» никому не протягивает. Нет особенных денег. Только вот накормить путника может гречневой кашей или ковш воды прохожему с водой за калитку вынести. Такова социально-экономическая обстановка в стране, в которой всё самое доброе и светлое произойдёт завтра или чуть позже.
Подобные объяснения Амелия от деда слышала тысячу раз. Она на них никак почти не реагировала. Сейчас о другом деле думала. Неуверенно сказала, вытирая рукавом шерстяной кофты слёзы:
– Никто меня не посадит. Успокойся! А шум, конечно, появится. Нервы у меня… расслабились. Ты, что, дедушка, понять, что ли такое не можешь?
– Расслабились,