Проводник. Книга четвёртая. След Чёрной Вдовы. Алексей Викентьевич Войтешик
на чем его пробили?
– Деньги, – тихо ответила она. – В вещах портмоне лежит. Фонит, аж воняет. Ты заберешь?
– Нет, Лѝса, все будешь делать ты, – растирая ладонями лицо, устало бросил Олег. – Мне сейчас и без этого хватает. Деньги забери сегодня же, – продолжил он, – а тявкнет кто, – вполоборота к Синкевичу надавил на связки «Специалист», – будет иметь дело со мной.
Расчухается этот бедняга, не ты – доктор ему пусть расскажет, как тут было дело. Они же друзья? Ну вот, пускай как видел всё – так и донесет другу. С денег все снимешь и сделаешь как надо. Она их вернет, слышишь, врач?! – Бросил через плечо Олег и дальше продолжил уже говоря Алисе. – На «реабилитацию» после выписки парня заберешь к себе, и не спорь, – снова надавил на связки Олег, – так надо. А как выкарабкается из минуса, вот тогда приеду я, поняла? Вижу, ты против, но мне до твоего «против»…, ты меня знаешь. Будет так, как сказал. Все. Не провожай. Врачей отпущу, когда выйду на стоянку…
С этими словами Олег по-отечески обнял Алису, чмокнул ее в макушку и, обойдя застывшего в коридоре Огородника, отправился к выходу.
Медсестра устало плюхнулась на стул и потянулась. Взглянув в сторону больного, она достала телефон, написала кому-то длинное сообщение и только после этого повернулась к доктору и, взяв со стола шариковую ручку, застыла в ожидании.
Именно в этот момент Синкевича стало отпускать. Он едва не упал от неожиданности. В его измученном постоянным напряжением теле почти не осталось сил даже на то, чтобы стоять. Опершись о стену, он согнулся и тут в коридоре что-то грохнуло. Через несколько секунд там раздались шаркающие шаги и потом донесся испуганный голос санитарки: «Девочки! Огородник в обморок упал! А – нет, шевелится…»
Алиса, хитро взглянув в лицо Синкевича, быстро поднялась и легкой тенью шмыгнула в коридор – спасать старого провокатора. Следом за ней пронеслась тень и второй медсестры. «Да все нормально, – гудел где-то Егор Леонтьевич, – поскользнулся я. Уставился в эти б..дь бумаги и нога поехала. Да не растянул я ничего, отстаньте вы… Не болит, ну! Вы еще мне – доктору расскажите, как это проявляется!..»
Синкевич оторвался от стены и выпрямился, ясно чувствуя приступ тошноты. Сделав пару шагов к двери, он вдруг увидел в ее проеме Огородника:
– Андреич! – отрапортовал тот. – Во, блин, пи….лся прямо в коридоре. Тапки скользкие. Только не ругай, понимаю, не по требованиям, но старые они, еще с прошлой работы. Я в них, как дома. Выбросить жалко было…, но теперь точно выброшу, – отряхиваясь от несуществующей грязи, и как ни в чем небывало отправляясь куда-то по своим делам, заключил старый доктор.
– Е-а-агор Леонтьевич! – будто в тумане шагнул к двери Синкевич. – Всё нормально?
– Да нормально, – остановившись обернулся Огородник.
– Точно? – с кислой, натянутой улыбкой настаивал заведующий. – Ничего тут странного в коридоре не было?
Егор Леонтьевич снял очки и округлил глаза:
– Слушай,