Ради тебя. Anastasia Avi Samaeli
ему окунать собственную дочь лицом в грязь.
А я не мог этого допустить. Я сделал ей предложение. И какой бы шлюхой ее не выставили перед главным авторитетом города, я не мог молчать.
Ухватившись за столешницу, толкнул стол на Игорька. Тот резко вскочил и схватил со стола бутылку. Ударив ее об стол, дернулся в мою сторону.
Я ожидал, что сейчас кто-то вмешается, но, видимо, это был своего рода тест. Какая-то своеобразная проверка. Большой отодвинулся к стене и внимательно наблюдал за разгоревшейся бойней.
Игорек вертел перед моим лицом зеленой «розочкой» и скалился.
Самвел немного побледнел, но повторил за Геной и решил понаблюдать, как крушат его же квартиру.
Мать Инги всхлипнула и, схватив за руку дочь, потащила ее на кухню. Но та выдернула руку и рванула ко мне.
Я успел дважды врезать парню в челюсть, прежде чем услышал крик Инги.
– Димка, пойдем отсюда! Это какой-то хорошо продуманный спектакль!
Самвел поднялся со стула и схватил дочь за волосы.
– А ты в комнату, поняла? Потом побеседуем. Позорище.
Я развернулся, чтобы прикрыть ее собой, но вдруг почувствовал слабую боль в районе левой лопатки. Медленно развернулся и увидел в руке Игорька довольно хороший нож с ребристым лезвием. В голове немного гудело. Рубашка намокла, но я нормально держался на ногах и, сжав руку в кулак, ударил парня в нос. Послышался хруст. Игорек упал, и мне вдруг показалось, что он не дышит.
Перед глазами тут же появилось паскудное рыло Витька. Его оскал с гнилыми зубами. Нож бабочка. В глазах темнело. Я облокотился о стену и съехал на пол, но сознание не потерял.
– Скорую вызывай, гнида! – не помню, как Большой оказался рядом. – Самвел, я повторяю, скорую вызывай! Пацан крякнет, не приведи Боже, – мужчина осторожно приподнял меня. – Эй, боец. Сейчас в больничку поедешь. Ты только тут с нами оставайся.
Вот только сил почему-то не было. Я терял сознание, но боли не чувствовал. Лишь покалывание где-то в спине. И левая рука онемела, повиснув, словно ветка рябины.
– А ты, дрянь, меня слушай! – сквозь какой-то гул прорезался голос Геворговича. – Выбор за тобой, Инга. Либо ты заходишь в спальню и делаешь то, что я велю, и будешь как сыр в масле кататься, либо вали к своему сельскому и никогда не приходи к нам с матерью.
Очень хотелось услышать, что она ответит, но в этот момент комната перед глазами завертелась, и я окончательно отрубился.
Открыл глаза от запаха лекарств. На минуту показалось, что я все еще в армии, но кровать чуть выше, а простыни такие же жесткие, но белые. Какой-то писк. Во рту жутко пересохло. Попытался облизать губы, не вышло.
Слегка привстал и прищурился. Кто-то стоял у окна, но я не мог разглядеть, кто именно. За стеклом все та же луна, значит, ночь на улице. Протер глаза и понял, что у окна Инга.
– Эй, ты чего там стоишь? Мы где?
Девушка дернулась и рванула ко мне. Лицо припухшее. Глаза красные, значит, плакала.
– Ты не помнишь ничего?
Я