Последние люди. Вы, живущие вдали…. lor21
следовать моим указаниям… Извините, Плато Романович! совсем забыл. Меня, для удобства, именуйте Легатус; фамилия там, где мы окажемся, не понадобится» – представился Легатус.
Они вдвоём направились в кабину пилота, где их ожидала металлическая настенная лестница ведущая в узкий тоннель над салоном самолёта. Пройдя к точке назначения и увидев всё своими глазами, Плато не был удивлён либо же испуган, а испытывал сильнейший стресс, что для склонных к невротическим состояниям вполне естественно.
– Й-й-я не боюсь за жизнь, н-н-нет, это последнее, вернее не последнее, а то, о чем следовало бы д-д-думать не в первую очередь, хотя иногда и так стоит делать, – дрожащим голосом проговорил он и стал нервно кусать губы.
Легатус не придавал значения состояниям своего спутника; в полной темноте открыл настенный ящик, взял два шлема, похожих на часть от скафандра, и передал один Плато.
– Не понимаю… я не понимаю! – возмутился клиент американского посольства… возможно.
Легатус продолжал холодно действовать: самостоятельно надел на гостя шлем, а после и себе. Далее они подошли к южной стене и открыли стеклянную термостойкую дверь. Присутствие двух существ дало команду освещению включиться. Здесь Плато начал терять равновесие, поэтому Легатус взял его под руку и повёл по двухметровому переходу. Миновав переход они оказались в кабине очередного неизвестного аппарата. Оборудование не представляло собой привычного образа земного летательного транспорта, а состояло полностью из цифрового экрана, на котором были отображены: орбита Земли, погодные условия, координаты МКС, техническое состояние, четыре наружных камеры и окно с функциями управления и пилотирования. Всего салон был размером чуть больше трёх на два с половиной метров в длину и ширину, поэтому свободное место практически отсутствовало, помимо пары спальных мест выходящих из корпуса. Для Плато данная картина с предметами из фильмов жанра фантастики не была удивляющей, – печаль о прошлом накатила на него и сопровождала весь дальнейший путь. Последствия такого настроения имели перспективу наступить своей тяжёлой ногой на «беззащитную спину» Плато Романовича. И действительно. Вскоре, как начальные ноты пятой симфонии Бетховена, прогремели удары судьбы.
Глава двенадцатая: «Крепчаем!»
Нет оснований скрывать, что через Плато Романовича явственно прошла философия некоего снобиста-невротика, встретившегося с жизнью, её жестокостью и бесконечностью. Но что, если он окажется прав, даже сам того не понимая, пройдя тяжелейший путь и оправдав свои страдания итогом, ещё покажет, что такой выбор и есть истинный, по крайней мере на сегодняшний день, а всё прочее – заблуждение, – ведь мы можем предполагать всяко; мы, скептически подходим ко всему, что встречаемся нам в «тёмном лесу» и при «ясной погоде», и здесь нечего стыдиться, даже если это противится нашим убеждениям. Меня должны легко понять, ведь нельзя спорить