Вечный маятник. Елена Аронская
в путь двинешься? Опасливо тут уже.
– Дак кого мне бояться? Закрытыми глазами по кочкам пройду, – начал было Макар, но тут же сник, – завтра, Игнатушка, завтра. Уж почти собрано все. Изба только осталась. С ней, знаешь ли, посложнее будет.
Поджав губы, Макар почесал затылок, и друзья тихо рассмеялись. Он хотел было уйти, как из ночной темноты с ежедневным обходом показалась бригада рабочих. На учете стоял каждый житель, которому следовало покинуть Ставрополь, а к тем, кто не хотел по-хорошему, наведывались лично. Вот и дед Макар не стал исключением. Оттягивая свой переезд, он настроил против себя всю комиссию и лично молодого, горящего идеей бригадира, который теперь являлся каждый вечер.
– Нарисовались, окаянные, – кулаками Игнат Прокопьевич подпер бока и насупился.
– И вам не хворать, – приподнял кепку бригадир, – а я вижу, вы тут веселитесь, Макар Сафроныч. Хотя давно пора бы…
– Знаю, знаю, – перебил Макар, стреляя искрами из-под седых бровей, – одно и то же талдычите. Илюш, отстань Христа ради! Последний день спокойно прожить дай, а?
Илья деловито закашлял, постучал носком сапога. Пауза затягивалась, а Игнат Прокофьевич тем временем исподтишка рассматривал рыжего веснушчатого бригадира. Тот острым глазом сверкнул в его сторону, но вдруг благодушно смягчился:
– Да, поймите, я тоже человек подневольный. Отстану от вас я, придет другой. Чего добиваетесь? Не с вами же топить, ну? Мы все вершим великое дело. Вы и вы, Игнат Прокофьевич, становитесь свидетелями величайшего творения рук человека – гидроэлектростанции. Все, однако, во благо.
– Вон оно как! Благо значит? – побагровел Макар. – Я тебе, Илюша, растолкую: люди без места остаются, без памяти своей. Здесь их родня. Их же не потащат за собой, хоть вы и дали великодушное добро. Исчезнут ведь они, запертые под водой. Вы приехали из столиц с чертежами, с планами. Размахиваете тут. Дескать, будущее вершите. Настроитесь, наиграетесь, вернетесь в свои квартиры и продолжите жить. Премии, небось, получите. Может и медали. Везде почет вам будет. Так? Так! А мы? – он развел руками, показал натруженные ладони, – ни один из вас, хваленых инженеров, глазом не моргнет, не вспомнит о нас. Бабы будут слезы лить до конца дней, молодняк начнет все сызнова. Хотя… Кому я рассказываю! – плюнул под ноги бригадира Макар и хлопнул по сухой груди, – крест даю, завтра уезжаю! А сегодня баня у меня.
Илья заморгал, беспомощно взглянул на Игната Прокопьевича:
– Какая баня?
– По-черному, – услышал он ответ, – а то! Как есть пойду. Традиция такая – по субботам в баню ходить. Забуду вас всех на час-другой, да и дочка с ейным мужем ждут. Во времена только неспокойные традиция моя прерывалась, но я теперь понимаю – спокойных мне не сыскать. На роду, видать, написано: Макар Сафронович – вечный маятник. Поэтому оставьте до завтра свои разговоры. Пошел я.
Он резко развернулся и вскоре скрылся во мраке. Снова чуть слышно скрипнула калитка.