Якудза: преступный мир Японии. Джейк Адельштейн
напрямую с компанией или с кем-либо, кто недавно ее покинул. Для этого есть ряд причин, по большей части связанных с соблюдением правил. Я никогда толком их не понимал, но все же вынужден был им следовать. Мне не хотелось давать фонду «Накатоми» знать о том, что я им занимаюсь, как не хотелось и ехать в префектуру Сидзуока, к «Гото-гуми» и Горё-кай. Так что я решил раскрыть лишь часть информации.
– Простите, что беспокою, но я должен проверить одну токийскую фирму, которая занимается финансовым консалтингом, – сказал я мужчине. – И самое странное, что она начала свой бизнес именно здесь, где теперь находитесь вы. Я был бы очень признателен, если бы вы мне помогли.
Мужчина, по всей видимости, Сасаки, чуть поморщился, но ответил:
– Ясно, хорошо. Думаю, вам лучше поговорить об этом с моим отцом. Я ему позвоню.
Закончив разговор, он сказал, что его отец может встретиться со мной в местной кофейне через час, в одиннадцать.
Лишь выйдя из магазина, я понял, что забыл спросить, как до нее добраться (гугл-карт тогда не существовало, как и айфонов). Я взял с собой карту города, где была указана кофейня, но не совсем понимал, где именно она находится. Возвращаться в магазин мне было слишком неловко, и я боялся, что, задавая глупые вопросы, я сорву интервью, которое мне только что назначили.
Карта могла бы мне помочь, умей я читать названия улиц, но как это часто бывает с именами собственными, на кандзи они читаются весьма своеобразно, поэтому, хотя некоторые символы и были мне знакомы, я не был уверен, что правильно их произнесу.
Я был в Кикено, месте, которое обозначали два иероглифа, из которых я знал только один, обозначавший поле, а добраться мне нужно было до Дотемачи. Увидев старика в серых спортивных штанах и тяжелой синей парке, гулявшего с собакой, я вежливо поинтересовался, как мне дойти до кафе. Он несколько удивленно посмотрел на меня и склонил голову набок. Я повторил вопрос.
Его выражение лица сделалось таким озадаченным, как если бы с ним заговорил не я, а собака, и он что-то быстро мне ответил на местном диалекте, известном как Цугару-бен, так что я ни слова ни разобрал.
– Не могли бы вы повторить на классическом японском? – спросил я.
Он долго молчал, и я уж было подумал, не обидел ли его намеком, что его диалект – не классический японский, хотя что тут такого: вы никогда не услышите диктора, говорящего на Цугару-бен, по Эн-Ка-Эн, японскому аналогу Би-Би-Си. Если по телевизору показывают жителей регионов, под их именами ставят субтитры. Некий телеведущий-гайдзин даже сделал японский диалект своей фишкой. Все это пронеслось в моей голове за один миг, а потом старик просто рассмеялся.
– Вы вообще откуда?
– Из Токио, – ответил я.
Он улыбнулся и велел мне следовать за ним жестом, который часто сбивает с толку многих иностранцев, потому что они принимают его за знак уйти: выставил ладонь вниз, пальцы вперед, чуть согнул и снова выпрямил. Я знал этот знак, но все же не мог не испугаться: вдруг на севере Японии он означает «отвали».