Присвоенная. Марина Багирова

      Он вошел в дом, чеканя шаг, почти торжественно, не удивляясь ни своре малолеток, ни моему лицу, лишенному красок.

      – Кристоф… умоляю вас… только не сегодня! – Я застыла, пораженная собственной смелостью. Неужели я заговорила с ним – со своим кошмаром?

      Но он смотрел на меня так же равнодушно, как и на других участников праздника… И молчал.

      Секунды складывались в минуты, ничто не указывало на то, что он вообще слышал мои слова. Я уже видела безразличный отказ в его глазах. И то ли алкоголь сломил мое хрупкое самообладание, то ли боль всех этих лет легла на плечи невыносимым грузом – во мне проснулась жалость к себе, ничтожнейшее из чувств.

      Забыв обо всем и всех, маленькая пятнадцатилетняя девочка ударилась в истерику – мое бездонное озеро слез перелилось…

      Я умоляла его прийти на следующий день – не портить мне долгожданный праздник, первый, единственный праздник в моей жизни! Я горько плакала и унижалась, почти падая к его ногам! Я умоляла его уйти не только сегодня – я умоляла его не приходить никогда, оставить мою и без того несладкую жизнь в покое!

      Но взгляд его был непроницаем.

      И тут, впервые, мой страх дал трещину. Я впала в неистовство! Ярость огненной пеленой покрыла все вокруг. Что-то падало, разбивалось, мелкие осколки осыпали мое лицо, что-то лилось на пол, на мое прекрасное платье… Я бессвязно кричала, проклинала – и снова умоляла. Молила…

      Но наконец, убедившись, что в его холодных глазах так и не мелькнула жалость, я замолчала. И, наверное, впервые за все годы услышала его голос четко и ясно, не пребывая в дурмане от непонятных чар или собственной слабости.

      – Это невозможно.

      Вот так просто и мгновенно он сломал во мне остатки детства.

      И я покорно пошла следом за ним, ничего не объясняя друзьям, ошеломленно наблюдавшим за этой сценой, краем сознания надеясь, что они спишут мое поведение на избыток алкоголя в крови.

      Я проснулась поздно утром.

      Странно, был понедельник, но никто и не заикнулся, что мне надо в лицей. Обойдя дом, я не нашла никого из родных, и даже прислуги нигде не было видно. Стояла необыкновенная тишина…

      Тихо было и у меня в душе.

      Казалось, вчерашние события должны были оставить повод для бесконечных слез, но все, что я ощущала, – неслыханный покой. Какой то искусственный покой, как онемение после наркоза… После ампутации.

      Да, именно это случилось вчера. Мне всего лишь удалили остатки наивных детских заблуждений, что можно что-то изменить. Что если очень попросить, поплакать, то он уступит… Пожалеет меня.

      Теперь я знала: это невозможно.