Жанна д"Арк из рода Валуа. Книга вторая. Марина Алиева
о зверствах, чинимых бригантами во время рейдов, она только пожимала плечами и говорила своему заметно поредевшему двору: «Если бы все эти бастарды перестали сопротивляться, ничего бы не было. Не понимаю, зачем они так упорствуют?».
Впрочем, иногда интерес в Изабо просыпался. После сражения при Краване она любезно поздравила сэра Томаса Монтаскьюта, которому предоставилась-таки возможность отомстить за Боже, и потребовала пересказать ей ход сражения со всеми подробностями.
Английский граф охотно поведал о том, как после трехчасового стояния по берегам реки Йонны он велел вынести перед войсками своё знамя и первым кинулся в воду. Как храбро бургундцы осажденного Кравана выбрались через западные ворота и очень вовремя ударили в тыл объединенным франко-шотландским отрядам… Но, уходя из покоев Изабо, Монтаскьют поймал себя на мысли, что королева Франции более всего желала услышать о потерях. И, кажется, осталась очень довольна четырьмя тысячами убитых французов, в числе которых были и представители высшей знати – не менее трехсот известных ей людей.
Что-то смутно похожее на жалость к стране, получавшей оплеухи, как осиротевший после смерти отца ребенок, шевельнулось в душе сэра Монтаскьюта. Но длилось это всего мгновение и тут же улетучилось. 4-ый граф Солсбери, гордо тряхнув головой, хозяйским шагом двинулся дальше по своим делам.
Несколько иначе относился к делам во Франции герцог Бургундский.
С одной стороны, любая победа англичан была и его победой тоже, поскольку и те, и другие войска действовали пока в полной слаженности. Все союзнические договоры с Бургундией новый регент Франции подтвердил и обещанные Филиппу земли Голландии и Зеландии отдал беспрекословно, несмотря на недовольство брата Глостера.
Но с другой – в отличие от своего покойного брата, носившего титул короля, герцог Бэдфордский с невысокого престола регентства озирался вокруг более алчно и действовал более хищно. Делить с ним ответственность за то, что будет наворочано в стране, умный Филипп не хотел и предпочитал лично ни в каких сражениях не участвовать.
К тому же не давал покоя листок, исписанный рукой отца…
Первые победы «дофинистов» не сильно напугали герцога – слишком мелкий повод для появления мифической Девы. Но смерть Монмута вызвала в его душе настоящую панику! А последовавшая затем смерть и Шарля Безумного привела к тому, что весь день накануне похорон и во всё время церемонии бедный Филипп дергался на каждый крик толпы, ожидая что вот-вот поползет по улицам слушок, а то и явится сама эта Дева! А когда явится, представит дофина Шарля законным наследником престола, чему вся эта толпа, не то что не воспротивится, но благоговейно подчинится – потому что слишком велика растерянность! Еще бы! Такой удобный случай! Король-праведник умер, не дожив всего пары месяцев до осуществления своих притязаний, за которые так упорно и кроваво воевал! Умер, можно сказать наказанный Господом, который почти сразу прибрал и короля-безумца,