Начать с прошлого. Валери Ковале
Кто-то или что-то научило её так делать всякий раз, когда было больно, но надо было идти дальше. Она впоследствии пронесёт это через всю жизнь, быть может, это позволит ей оставаться сильной в глазах других, но для себя самой сделает невероятно слабой, ничтожной, бессильной…
Так они вышли на улицу. Под крупными каплями дождя, от которых не спасал прогибающийся под ветром зонтик, они быстро промокли и замёрзли. Мария почувствовала себя зонтиком, как бы это не звучало. Ей на мгновение показалось, что она точно так же не может сопротивляться этому ветру – року судьбы, уносящему её всё дальше и дальше от счастливой и беззаботной жизни.
Родное лицо среди всех прочих, на которые вдруг стало совсем плевать, такое потупившееся, потерявшееся, казалось бы, только что осмыслевшее слова врачей… На это было невозможно смотреть. Мария отвернулась. Как можно улыбаться человеку, которому осталось совсем немного, который не хочет и не может этого понять, который никак не способен на это повлиять, что-то исправить, который полностью до сих пор не осознает, что произошло за эти три чёртовых месяца, в которые так стремительно стала увядать его жизнь?
Мария заплакала.
Это воспоминание тяжело ей далось. После приговора врачей та крохотная надежда, теплящаяся ещё в её душе, потухла навсегда. Больше не было сил и смысла говорить себе, что всё хорошо, что всё можно исправить, ведь… Исправить можно не всё. И это был не тот случай, чтобы верить в чудо до последнего.
С того дня она перестала улыбаться. Нет, не совсем. Мария нередко выдавливала дежурную улыбку или вынужденную, притворную, чтобы не огорчать никого, чтобы делать вид, что всё действительно «нормально», отвечая на этот чисто формальный вопрос: «как дела?». Но искренности уже не было, да и откуда бы ей взяться? Душа девушки изнывала, билась в истерике и не могла выбраться из этой клетки, в которую завела её судьба. Откуда взяться улыбке настоящей, действительно радостной, счастливой?
Она вытерла слезы. Поднялась со стула и упёрлась лбом в стену. Завтра будет новый день, завтра будет новое утро, завтра она на целые сутки станет ближе к освобождению от своего горя, к исцелению ран… Может быть. Но лечит ли время? Ей всегда казалось, что нет.
Станислав. Из детства.
Его никогда не принимало общество. От него всегда хотели слишком многого, того, чего никак не мог и не хотел он дать. В семье от него ждали успехов, титулов, наград, отличных оценок, хотя бы хороших, а он больше не мог выдавливать из себя то, чем не являлся. Сверстники хотели видеть, что он с ними на одной волне, хотя и это было не так. Когда окружение в нём разочаровалось, похоронило его идеальность, его самого, Станислав почувствовал себя брошенным, одиноким и обозлённым на весь мир. Да, парень не мог дать всем того, что по какой-то причине от него ждали с самого детства, но должен ли был он соответствовать чужим требованиям и меркам? Значила ли хоть что-то и хоть для кого-то его личность, которую так старательно в нём стремились задавить?
В