Анна Иоанновна. Николай Павленко
С. М. Соловьев. Оно поражает непосредственностью, искренностью, теплотой, переживаниями от разлуки с супругом в «великий праздник». «Я вчера, – извещала Марфа Ивановна Андрея Ивановича, – у обедни сколько могла крепилась, что в такой великий день не плакать только не могла укрепить: слезы сами пошли»[115]. Даже не верится, чтобы Андрей Иванович, имевший репутацию скрытного, черствого и жестокого человека, раскрылся неожиданными чертами своего характера в семейной жизни, в которой он пользовался любовью супруги и отвечал ей взаимностью.
Марфа Ивановна разделила участь супруга и отправилась с ним в Березов 18 января 1742 года. С мая 1742 года Остерман стал поправляться от подагры. Поручик Космачев, командовавший караулом, получил подписанный 10 ноября 1746 года указ прислать в Сенат «известие, по получение сего указа в самой скорости: означенный Остерман ходит ли сам и буде де ходит, давно ли ходить начал. И о сем указе никому тебе, Космачеву, ни под каким видом не объявлять, а содержать в секрете».
14 января 1747 года Космачев отвечал: «Остерман освободился от болезни и начал ходить с 1742 года, августа месяца, о костылях, а потом не в долгое время и без костылей зачал ходить. И по се число прежней его болезни не видим». Не ясно, прикидывался ли он больным настолько, что с 1736 года не выходил из дому, или на него благотворно подействовал сибирский климат и более скромная трапеза ссыльного, но донесение Космачева представляет известный интерес.
С 5 мая 1747 года по доношению того же поручика Космачева Остерман «заболел грудью, впадал в обморок, и 21 мая того же года умер». Хоронила его Марфа Ивановна. Освобождена она была указом 21 июня 1749 года, в январе следующего года она прибыла в Москву, где и скончалась в феврале 1781 года на 84-м году от рождения.
Зададимся вопросом: какое отношение имел обрусевший немец Остерман к немецкому засилью? Самое прямое. С его именем связаны неудачные внешнеполитические акции правительства, а также предоставление теплых местечек своим соотечественникам. Маньян 12 февраля 1732 года доносил: «Все главные должности, как гражданские, так и военные, заняты иностранцами, представляющими из себя клевретов или вообще людей, преданных Остерману»[116].
Суммируя отзывы об А. И. Остермане, можно составить о нем общее представление как о человеке неординарном, но не выдающемся, чиновнике, но не государственном деятеле. Он был всего лишь немцем-педантом, прекрасно ориентировавшимся в хитросплетениях придворной жизни, талантливым исполнителем чужой воли, человеком, чуравшимся крутых поворотов как в личной судьбе, так и в судьбе государства, умевшим подстраиваться под вкусы тех, кто стоял выше его. Надобно отметить и такие несомненно привлекательные черты его натуры, как трудолюбие, колоссальную работоспособность, непричастность к казнокрадству и мздоимству, умение не поддаться соблазну быть подкупленным дипломатами иностранных государств. Достойна похвалы его супружеская верность, трогательная забота о супруге и детях.
В то же
115
116
РИО. Т. 81. С. 308.