Екатерина Великая. Николай Павленко
с казнокрадством, вымогательством взяток, превышением власти и т. д., но все они имели локальное значение и локальные последствия. Рассматриваемое дело тем и знаменито, что закончилось отрешением от должности первого лица в чиновной иерархии империи – генерал-прокурора Сената.
Если одно следственное дело отражает стремление императрицы соблюдать законность, а другое – ее личную неприязнь к объекту преследования, то в третьем следствии, связанном с подавлением крестьянских волнений, императрица выступает в ипостаси монарха, требующего рабского послушания от подданных. Истоки этих представлений Екатерины, как и Петра Великого, следует искать, во-первых, в убеждении, что монарху беспрекословно подчиняться «сам Бог повелевает», и, во-вторых, во мнении, что все исходящее от государя преследует единственную цель – благо подданных. Власть предержащие знают, как достичь этого блага, поэтому им надобно подчиняться беспрекословно.
Среди первых документов императрицы обнаруживаем указ от 18 июля 1762 года, осуждавший лихоимство. Быть может, он и не заслуживал бы особого упоминания, если бы не высокий эмоциональный накал, который отличает его от аналогичных указов предыдущих царствований. Императрица извещала подданных: «Мы уже от давнего времени слышали довольно, а ныне и делом самым увидели, до какой степени в государстве нашем лихоимство возросло: ищет ли кто места – платит, защищается ли кто от клеветы – обороняется деньгами; клевещет ли на кого кто – все происки свои хитрые подкрепляет дарами». Гнев императрицы вызвал поступок регистратора Новгородской губернской канцелярии Якова Ринбера, исхитрившегося брать с каждого присягавшего императрице взятку. Ринбер поплатился ссылкой в Сибирь на каторгу.
Но любителя вымогать взятки эмоциями не прошибешь – лихоимство уходило корнями в систему кормлений, существовавшую в XVI–XVII веках, когда управляемое население должно было содержать воеводу и его аппарат, а также в практику послепетровского времени, когда канцелярской мелкоте вместо выдаваемого жалованья официально разрешали брать подношения от челобитчиков. Искоренить лихоимство могло не обращение к совести, а прежде всего установление контроля за деятельностью бюрократии и выплата чиновникам должного вознаграждения за труд. Однако подобный контроль, как и свобода, противопоказаны абсолютной монархии.
Императрица была права в одном – лихоимство в государстве действительно достигло невиданных размеров. Свидетельством этому стало нашумевшее дело следователя Крылова, к которому оказалось причастным высшее должностное лицо в государстве – генерал-прокурор Сената Глебов.
Своей карьерой Глебов был обязан Петру Ивановичу Шувалову, известному дельцу и прожектеру елизаветинского царствования. Когда положение Шувалова при дворе несколько пошатнулось, он решил поправить дела несложным, но испытанным по своим благоприятным последствиям способом – заключением брачного союза между