Лисы округа Хансон. Ксения Хан
нагрубила.
– За дело, – огрызается лиса. Этот… кем бы там он ни был, добродушно кивает.
– Разве я спорю? У тебя для любого из нас найдётся крепкое словцо, и я не исключение. Что меня, кстати, радует. Я скучал по нашим дружеским беседам.
– Мы не друзья, – цедит кумихо. – Я потому и не прихожу к тебе. Не хочу лишний раз в этом угрюмом месте выслушивать душные нравоучения.
– Место не нравится? Так давай обстановку сменим.
– Забей. Говори, что хотел, и я пойду.
Король сжимает руку в кулак, и свиток растворяется в клубах дыма.
– Ты ведь понимаешь, что я не поиздеваться тебя зову, – говорит он со вздохом. – Я о тебе беспокоюсь. С тех пор как мы говорили в последний раз, ты ко мне не являешься. Я решил, что наша договорённость для тебя – пустой звук.
– Вовсе нет! – вспыхивает лиса и повышает голос: – Ты ведь слово мне дал, поклялся, что меня отпустишь! Не соврал же?
– Нет-нет, слово я сдержу, – успокаивает высокомерный тип. Он её начальник, что ли? Лисица фыркает и договаривает уже спокойнее:
– А зачем тогда вызвал раньше срока, чтобы я тебе улыбалась и в ножки кланялась?
– Не просил я тебя в ножки мне кланяться, – обижается король. В самом деле обиделся? Лицо хмурое… – Всего-то хотел поговорить с давней подругой. Я беспокоился о тебе, до меня дошли слухи…
Лиса напрягается, переступает с пятки на носок и обратно. Стук-стук, отзываются каблуки её дорогих туфель по мраморному полу, эхо уносит под потолок задувший откуда-то ветер.
– Какие слухи?
Тэун забывает о дыхании, стараясь не упустить ни один звук. Огонёк рядом с ним вспыхивает сильнее. «Тоже прислушивается», – думает Тэун.
Король склоняет голову так, что длинные локоны его блестящих волос растекаются по плечу.
– Что ты в дела людей вмешиваешься снова, – говорит он после секундной заминки. – Опять кого-то спасаешь?
Лиса фыркает так громко, что вместе с её резким выдохом испаряется всё напряжение, сжимающее грудь Тэуна.
– А ты видишь у меня новые хвосты? – усмехается она. – Вот, четыре отрастила, больше нет.
– И правда… – задумчиво отвечает король.
– Я бы на твоём месте волновалась за священных зверей, – продолжает лиса, – недавно нашла, кстати, синнока в горе мусора, и он…
– Если ты людей не спасаешь больше, – перебивает её король и вдруг наклоняется, нависает над лисой со своего трона, – то вон там кто стоит?
Он вскидывает тонкую руку с длинными чёрными когтями и указывает одним из них за спину лисицы. Прямо на Тэуна.
«О нет. О, твою-то мать».
Лиса медленно оборачивается, и в свете сине-зелёных и голубых огней огромного зала её глаза вспыхивают так ярко, что от их света можно ослепнуть. Тэун шумно сглатывает; пошевелиться не может, отвернуться не может, даже сделать шаг назад, в спасительную тень коридора, – и то не выходит. На него смотрят две пары нечеловеческих глаз, и сотни огней, тоже внезапно заметивших его, поворачиваются