Комсомолец. Осназовец. Коммандос (сборник). Владимир Поселягин
очнулся, я замкнулся в себе. Ни жена отца, ни ее дочки, мои сводные сестры, долго не могли меня из этой апатии вывести. Как мне потом по секрету сказали, я медленно угасал. Но все-таки сестры смогли меня вытащить, да и я немного пришел в себя и стал говорить. Волю к жизни мне дало не щебетание сестричек, а другое, хотя они мне тоже помогли.
Цель. Именно цель вернула меня к жизни. Сначала я не понимал, как все это произошло и для чего, почему. Но чуть позже меня как молния пронзила догадка. Ведь мне дается шанс отомстить, то есть то, чего я желал больше всего на свете. Сильнее всего, конечно, желал вернуть семью, но и эта жажда мести тоже пылала яростным огнем, который ничем не затушишь. Теперь я жил этим. Моей целью было уничтожить как можно больше этой бандеровско-националистической швали и их приспешников. Где я в 1941 году мог это сделать без особых проблем? Конечно же у границы. Значит, неизвестный кукловод, что забросил меня в Луцк, намекал, зачем и для чего я здесь.
Тогда, обдумав за ночь свою легенду, я решил взять на вооружение банальную амнезию. А как еще прикрыть незнание местной жизни?
Это стало первым шоком для врачей, но не единственным. Понемногу я выкарабкался, начал вставать, ходить и понемногу адаптироваться. Даже строил планы на будущее и вживался в местную жизнь, в чем мне изрядно помогали соседи по палате. Такие же военные, как мой отец.
Ко всему прочему я, то есть прошлый хозяин этого тела, еще и в школе местной учился. Вот и пришлось вспоминать школьные годы, благо задания мне носила прямо в палату староста класса. Она же забирала сделанное.
Вживание шло с переменным успехом: с бытом понемногу освоился, а вот со школой были проблемы. Тут учили немного по-другому, чем я привык, поэтому приходилось реально корпеть над учебниками, чтобы решить ту или иную задачу. Труднее всего было с идео логией, которая почему-то называлась историей за восьмой класс. Ничего, вроде как справлялся.
Вот так я и жил уже месяц. Сегодня было четвертое февраля тысяча девятьсот сорок первого года. Если кто спросит, почему я не бегу с криками: «Слушайте меня, я знаю будущее!» К чему? Я не верю, что меня кто-то послушает, тем более после истории с нападением. Определят в психушку, да и все. Войну мы выиграем – я это знаю. А потери?.. Эх-х, посмотрим, попробую их уменьшить. В одиночку – государству, даже местному, я теперь не доверяю. Да и не хочу я, чтобы обо мне кто-то знал, категорически не хочу. Никто не должен знать, что я попаданец, остальное вторично.
– Все у окна сидишь? – услышал я за спиной голос одного из своих соседей, ефрейтора Блинкина – Михалыча, как он сам просит его называть. – Что в столовую не идешь, а? Манка сегодня удалась.
Он подошел ближе и встал рядом, тоже выглянув во двор.
– Да я чуть позже, вторым составом, чтобы столовая не полная была.
Спрыгнув на пол, я, держась правой рукой за подоконник, стал делать приседания,