Сизополь. Савкин Александр
у мопсов иногда выпадают глаза, а лучшие дирижёры в Байройте – евреи…
– Хватит про политику! – умолял Сеня, услышав про несчастных собачек. Он многое не понимал в наших беседах, но то и дело внезапно обнажал чувствительную душу простого парня и готовность прийти на помощь, за что его любили.
Геннадий Владимирович не был равнодушен и к историческому процессу. Он постоянно упорядочивал картину мира, и я был для него кем-то вроде генератора фракталов, чтоб её достраивать и форматировать. Спрашивал, как выглядели западные границы Польши до Второй мировой войны и как понять термин «экуменизм».
Однажды, проснувшись среди ночи и увидев, что я не сплю, он прошептал:
– Сань, а французы какого Людовика казнили? Шестнадцатого?
– Да.
– А как жену его звали?
– Мария-Антуанетта.
– Ее тоже казнили?
– Да.
– А, ну ладно тогда! – повернулся на другой бок и захрапел.
Что ему снилось после уточнения столь важных деталей оставалось только догадываться, может что-то пикантное с дамой со сложной причёской в Версале или на заднем сидении Мерседеса.
Сотоварищи считали Гену Зелёного человеком веселым, бодрым и неунывающим, чем он снискал себе ещё большое уважение и даже обожание. Я тоже так думал, готовый поверить, что он танцует, получая определенный кайф от жизни в тюрьме, но видел и другую сторону. В ней пляска была не более чем попыткой утопить в смехе боль и горечь, разъедавших его насквозь.
Как-то раз Геннадий Владимирович надел куртку, сел на скамейку, сжал в руках пакет с документами и уставился в телевизор. По блуждающему взгляду стало понятно, что не вникает и даже не пытается уследить, о чем говорит диктор.
Хлопнула кормушка. В следственный кабинет позвали Иваныча. Геннадий Владимирович вскочил и бросился к ней:
– И меня отведи, Сереженька! Ко мне адвокат должен прийти!
– Не вызывали, Зеленцов. Только свистнут, я вам сразу скажу. А пока никак.
Разочарованный он снова уселся на скамейку. Через минуту резко встал, схватил миску с печеньем и начал жадно есть. Я положил руку ему на плечо.
– Геннадий Владимирович, сижу на год меньше тебя, но одно правило усвоил четко – в тюрьме не надо никого и ничего ждать, тем более адвоката.
– Так он обещал прийти. У нас важный разговор! – нервничал главный мошенник хаты.
– Когда он тебе обещал?
– На прошлой неделе, при последней встрече честным пионерским клялся.
– У него с тех пор могла возникнуть масса новых дел – в любовное приключение попал или в налоговое недоразумение, всяко бывает. Следственных кабинетов всего пять, элементарно мест на всех не хватает. Плюс традиционное распиздяйство адвокатов, он мог просто забыть! Мой обо всём забывает ежели рыболовный зуд начался, на авось-то хариуса не выудишь…
– Я понимаю, что это так, – Геннадий Владимирович продолжал нервно грызть печенье, – Но всё равно жду.
– Береги