Нить судьбы. Вячеслав Валентинович Парамонов
в 1692 годе от Рождества Христова, в деревне Шлёпино, Борского уезда, Новгородской губернии. Отец Шлёпа Иван, погиб в солдатах, мать, Шлёпа Марфа, дочь Степана Курицы умерла от тифа в 1707 годе от Р.Х. («так он ещё и сирота!»). Воспитался и обучился плотницкому делу у дядьки своего, Рогожи Демида крепостного. Принят на верфь в сентябре 1718 года от Р.Х., где и он и трудиться в третьем звене Семёна Борзого. Принадлежит верфи …
О заслугах и наказаниях Алексей решил не читать. Главное сейчас было быстренько найти звено Семёна Борзого и там уже можно будет выйти на Ефима. Ну а дальше – дело техники…
Искать пришлось недолго. Звено Семёна Борзого трудилось на четвёртой верфи и, судя по тому, как возвышался остов корабля над остальными, работа кипела споро и дружно.
Алексей подошёл к мужику, стоящему рядом с костром и читающим какие-то бумаги.
– «Бог в помощь!» – Алексей искренне произнёс известную фразу, настолько он был поражён размахами строительства, при этом, не забывая о своей роли иностранца.
– Спасибо на добром слове! – мужик сказал эти слова, недобро взглянув на явно не вовремя подошедшего Алексея.
– Сказите, ви кто путите?
–– Я – то? – мужик усмехнулся, – а тебе зачем?
– О, понимаю, ви тумаете, что я чпион и боитесь сказать своё имя!
– Хм, был-бы ты шпион, дак сюда вряд-ли добрался. Некогда мне с тобой болтать, да и незачем, а надо чего, так у старшины здешнего поспрашивай, на то он тут и поставлен, – мужик отвернулся от Алексея, явно потеряв к нему интерес.
« Да, твёрдый дяденька, так я ничего не узнал. Значит надо зайти с другого бока!»
– Так вот, дядя, слушай меня внимательно, коли, жив, остаться хочешь!
У мужика от неожиданности все бумаги из рук посыпались. Когда он обернулся, Алексей чуть не рассмеялся: глаза у мужика вылезали из орбит, а рот застыл в молчаливом крике.
«Интересно, чего это он так т испугался? Видать рыльцо-то в пушку! – подумал Алексей.
– Так вот, дядя, ты рот-то свой прикрой и слушай. Кто я – ты уже понял, наверное? – мужик кивнул, потихоньку приходя в себя.
–Вот и хорошо! А теперь я тебя ещё раз спрошу, а ты мне скажешь, кто ты есть?
– Я, я, это, как его, Семён я, Борзой, бригадир я здеся, значит! – видимо было, что он приходит в себя, хоть страх из глаз не растаял.
– Прекрасно, Семён! Скажи-ка мне, Семён Борзой, сколько у тебя людишек работает, да кто такие?
Неожиданно для Алексея, Семён брякнулся на колени, стянул с себя картуз и завопил.
– Помилуй, мя, боярин, не за ради пуза, за ради дела старался. Попутала нелёгкая. Не искал их, сами пришли, а мне нешто похлёбки жалко, да места у костра. А то, что беглые они – так я и знать не знал. Не губи, боярин, деток малых пожалей, шестеро их у меня! – слёзы текли у Семёна из глаз в два ручья, руки тряслись, словно его уже на эшафот вели.
« Вот ведь, сколько лет прошло, а ничегошеньки на Руси не изменилось: и воруют, и взятки дают, и берут, и силу рабочую дешёвую используют, а денежку в карман»
– Ну, что же, вижу, вину ты свою признаёшь, а посему не скажу никому