Лялька, или Квартирный вопрос (сборник). Наталья Нестерова
Дашу. И на физиономии у него был написан острый страх, помешанный на безрассудную смелость, точь-в-точь как у Виолы. Дарья тогда, в гардеробе, оглушительно заверещала, прибежал охранник, драка прекратилась.
И сейчас она подала голос. Но вместо пронзительного визга вырывалось жалобное скуление.
– Тихо, тихо, девочка! – села рядом Виола, обняла за плечи. – Все в порядке, успокойся!
– Я тебя ненавижу! – выкрикнула Даша. – Убери руки, гадина!
– Хорошо, правильно, – Виола чуть отсела. – Было бы странно и ненормально, воспылай ты ко мне высокими чувствами. Ты меня будешь ненавидеть, а я тебя – любить. Любовь всегда побеждает…
– Чихала я на твою любовь! Святоша чокнутая!
– Вон! Вон из нашего дома! – рявкнул отец. – И не показывайся мне на глаза, пока не прекратишь беситься. Все перед ней на пузе пляшут, задаривают, задабривают. А она – чихала! Прочихаешься, сообщи. А до того – видеть тебя не желаю. Убирайся!
Папа выгонял ее, а слез почему-то не было. Наваливалось удивление, такое громадное, что не вмещало ни обиды, ни горечи, ни разочарования.
– Дорогой, так нельзя, – тихо сказала Виола.
– Можно! – отрезал папа. – Только так с ней и можно.
– Ты меня больше не любишь? – пробормотала Даша.
– Папа очень тебя… – поспешно встряла Виола.
– Заткнись! – бросила ей Дарья.
– Я тебя люблю больше жизни, – четко и раздельно ответил папа. – Но я тебе не позволю превращать собственную, мою, мамину, Виолину, дедушек и бабушек жизни в войну характеров. Хватит мотать всем нервы! Принцесса на горошине! Ты уже не на горошине! Ты горы камней навалила, не разберешь. Кому мстишь? С кем сражаешься? Отвечай!
– Ты прекрасно знаешь, за что я сражаюсь. И не отступлю! Твой, папочка, характер.
– Поэтому – вон! Уходи!
– Отличненько! Я, конечно, уйду. А потом – повешусь, или отравлюсь, или из окна выпрыгну. Записку писать не буду, ведь ясно, кого винить в моей смерти.
– Царица небесная! – ахнула Виола.
Папа дернулся, точно его стукнуло током. Побледнел, ноздри затрепетали, брови взлетели, глаза как пламенем осветились. Таким его Даша никогда не видела. Такой может убить или сам погибнет на месте.
С большим, видимым трудом папа взял себя в руки:
– Самоубийство – высшая степень эгоизма. Мне тошно сознавать, что вырастил подлую эгоистку.
– Почему? Я тебя избавлю от себя, живи и радуйся.
– Нет, Дарья! Вслед за твоим кончится существование бабушек и дедушек, мамино, мое… Перенести никто не сможет. Поэтому, прежде чем сигать из окна, сделай для нас последнее доброе дело – закажи места на кладбище. Большая семейная могила… Ты этого хочешь? Вперед! Спасибо, доченька!
Он развернулся и вышел из комнаты.
У Даши шумело в голове, и слова Виолы, которая что-то миротворческое моросила, не доходили.
Дарья сползла с дивана, пошла