Один момент, одно утро. Сара Райнер
пока на подушке у щеки не образуется мокрое, холодное, соленое пятно.
Вторник
5 ч. 34 мин
На улице еще темно, но Карен слышит далекий шум поезда, и это значит, что уже утро. Тепло Молли и Люка ночью утешало, но ничто не может успокоить смятение чувств. Она снова и снова вспоминает вчерашние события, мысли путаются, как белье в стиральной машине.
Слова Саймона:
– У меня небольшое несварение, – когда они под дождем спешили на вокзал.
Ее слова:
– Тогда возьмем кофе. – и взгляд на часы. – У нас еще есть время.
– Кофе?
– Кофе с молоком может помочь, – убеждала она, но лишь потому, что самой хотелось выпить чего-то горячего. Потом, когда они вошли в здание вокзала, ее приказ: – Я пойду куплю кофе, а ты возьми мне билет.
Она оставила его в очереди, а сама пошла к стойке буфета. А что, если бы она не сделала этого? Что, если бы осталась с ним? Сказал бы он ей, что ему не просто нехорошо, а случилось что-то более серьезное? Тогда они могли бы посидеть на кружке скамеек за книжным магазином, подождали бы несколько минут, может быть, решили бы ехать следующим поездом. А если бы во время сердечного приступа были на вокзале – совсем недалеко от больницы, – все могло бы сложиться совсем по-другому…
Но когда Саймон подошел к ней, Карен сказала:
– Тебе, наверное, нужно поесть. – и буфетчик налил ей капучино с шоколадом.
– Что-то мне не хочется, – ответил он, глядя на выпечку на витрине.
Она тогда удивилась: Саймон редко отказывался поесть. Так почему она не пристала к нему, не спросила, как он себя чувствует?
Вместо этого она настояла:
– Я куплю круассан. – и он согласился.
А что, если причиной был кофе? От него учащается сердцебиение. Карен представляет, как кипящая вода просачивается в темные гранулы чистого эспрессо в картонном стаканчике. Это кажется теперь таким зловещим. И это ей, а не ему хотелось кофеина. Карен знала, что без нее ежедневный ритуал Саймона состоял из чтения газеты, очередь в буфет в его привычки не входила. В поезде он покупал чашку чая у девушки с тележкой, когда та проходила по вагону. И если причина в кофе, то, конечно, это ее вина…
А что было, когда Саймон упал? Наступили самые критические секунды до того, как прибыла помощь, когда она могла бы – должна была – попытаться оживить его. Что она сделала? Это было совсем на нее не похоже. Ладно, она не знала, как правильно делать искусственное дыхание, но имела какое-то представление. И все же даже не попыталась…
Тогда, в поезде, они разговаривали в последний раз. Их разговор был невероятно банальным – только о ней. Она жаловалась на свою работу, пеняла, что ее начальник переставил ее стол, не спросив ее, и она теперь сидит не у окна. Она работала неполный рабочий день в местном совете, и ей не очень нравилась эта работа, она стала подыскивать что-нибудь другое, изучала «Аргус»[11]. Разве важно было, где стоит ее стол? Но она тогда так взъелась, будто это что-то значило…
Она так и не попрощалась, даже не
«Аргус» – брайтонская газета, где есть раздел поиска работы.