Герой. Ольга Погодина-Кузмина
и ловкость. И что еще важно – с вышестоящими сдержан, а с солдатами прост. Говорит разумно, по-русски, без крику и лишней фанаберии, и слушаются его, и дисциплина в роте образцовая.
Долматов поклонился княгине, отмечая про себя, что эта моложавая дама держится немного чопорно. Она оглядела Долматова весьма придирчиво, но, кажется, осталась довольна осмотром – улыбнулась лучистыми глазами.
– Мы очень рады. Алеша про вас рассказывал.
«Значит, княжна не рассказывала», – подумал Долматов, еще не зная, чувствует ли разочарование или, напротив, радость осознания их общей тайны. Он оглядел гостей, отыскивая глазами Веру. На него смотрела другая сестра, ничуть не похожая на младшую – высокая, статная, надменная красавица. Поручик встретился глазами с бароном.
Застывший взгляд серо-голубых, полуприкрытых веками глаз не обещал ничего хорошего. Долматов почувствовал, что барон изнутри кипит злостью, вызванной не его появлением, а другими, возможно случайными, причинами. Но тот явно ждал повода на ком-то сорвать свое раздражение. Долматову вспомнился восторженный голос Алеши: «Он дрался на дуэли пять раз!»
Играла музыка, но было слышно, как между нарядными дамами и кавалерами прошел общий возбужденный ропот. Гости, повернув головы, наблюдали, как фон Ливен, снимая с руки перчатку, направляется через зал прямо к только что вошедшему гвардейскому офицеру. Больше всего Долматов теперь опасался показаться смешным, сделать неловкость, которая может быть принята за трусость. Он прямо смотрел в глаза барона, ожидая чего угодно – издевательской шутки, прямого оскорбления или даже брошенной в лицо перчатки. Привычный к безнаказанной дерзости фон Ливен мог решиться на это и при хозяевах.
Голоса вокруг затихли, слышался только чеканный шаг офицерских сапог по паркету.
– Крестная, я все видела! Никто не виноват! – княжна Вера со всех ног бросилась к сидящей на диване даме.
Долматов успел подумать, как стройна и легка княжна в бальном платье, как было бы весело закружить ее по паркету в кадрили вместо этой тягостной необходимости отвечать на вызов барона и тут же, откланявшись, уходить.
– Барон, он пошутил, он не думал стрелять! – торопливо, звонко объясняла даме княжна. – И Андрей Петрович… Он же спас барона! Крестная, милая, скажи им, чтоб они тотчас помирились!
Гости переглядывались, по залу шел гул насмешливых голосов. Фраппированная выходкой дочери княгиня пробормотала:
– Vera, tes manières m’agacent![14] Надежда Павловна, простите великодушно…
Фрейлина возразила, повышая голос так, чтобы могли слышать и другие.
– За что же? Устами младенца глаголет истина.
И, обратившись к застывшим друг напротив друга барону и поручику, потребовала властно:
– Не знаю, о чем ваш спор, господа, но обещайте мне, что немедленно примиритесь.
Неожиданно для Долматова барон протянул ему руку.
– Графиня, я и сам намеревался… Поручик Долматов предостерег
Вера, что за манеры! (