Понять хищника. Аскольд Запашный
я узнал, он подумал, что Сабрина задела артерию: удар по лицу получился очень сильный, всей когтистой лапой. И у меня в тот момент тоже мелькнула мысль: видимо, тигрица порвала мне шею. И пока еще я в сознании, нужно соображать быстрее и действовать. В таких ситуациях это очень важно, потому что можно переоценить свои силы, решить – ничего страшного, я в порядке. А потом просто упасть без чувств в клетке, и тогда – всё, смерть, потому что на тебя сразу накинутся звери.
Я сказал брату, что мне нужно уйти с манежа. Помню, он меня еще поторопил.
Я вышел за кулисы, а там уже все начали суетиться, звать врача. Когда стали обрабатывать рану, увидели, что все не так уж серьезно. Рана на щеке длиной два-три сантиметра, не такая уж глубокая, не угрожающая жизни и здоровью. Выходит, что Сабрина просто попала когтем мне по лицу при ударе. Она не хотела содрать с меня кожу и серьезно травмировать. У тигров есть такой молниеносный боксерский удар, не с целью напасть и уложить соперника, а для того, чтобы просто показать сородичу дистанцию. Хлопнули лапой куда придется, лучше по голове, – и на этом закончили.
И вот, оценивая, что произошло, я понимаю, что это и был тот самый момент, за который я уважаю природу. Четко, понятно, по делу. И честно. И Сабрину винить не за что. Я даже на нее не обиделся. У меня внутри не было никакой негативной реакции: ни злости, ни страха, ни обиды – вообще ничего. Я просто понял, что получил по морде по заслугам, потому что сам дурак, вот и всё.
Хронологически первое мое большое интервью было именно с Аскольдом. И я отчетливо помню тот вечер. В цирке закончилось вечернее представление, братья провожали гостей и собирались домой. Я ждал, пока мой собеседник закончит все дела, сидел около тренировочного манежа и вслушивался. Цирк не гудел, не шептался, не пел. Цирк просто жил – как живет на земле великан. Он дышит, сопит, двигается – и тогда слышно шорохи.
В цирке после представления настолько спокойно, что, если закрыть глаза, ты почувствуешь себя как дома.
Для цирковых же это и есть дом.
Я давно заметил: Аскольд умеет расширять это ощущение естественного комфорта, будто переносит на вас «домашнюю» ауру. Даже когда мы говорили о страхе, хищниках и крови, это не рождало в голове пугающих звуков и страшных мыслей. Как будто подсознание точно установило: рядом с этим человеком все будет хорошо. Это просто беседа. Хорошая, комфортная беседа.
Тот случай в Будапеште был, пожалуй, наихудшим в моей жизни. Тотальная неизвестность – окровавленный брат уходит за кулисы, а все хищники поворачиваются ко мне. Кто-то из них спал, кто-то смотрел в зал, спокойные, тихие, всё как обычно. И тут вдруг такая перемена. Щелчок. «Ага, одного убрали, остался второй. Того сломали физически, этого сломаем сначала морально».
Пришлось мгновенно реагировать, я взял себя в руки и показал, что все не так просто, как им кажется. Внушил, что меня гораздо больше – как будто в Халка превратился. Включил режим максимальной жесткости, чтобы они поняли,