Витражи резных сердец. Лаэтэ.
подойди.
– Не буду. Ты меня ударишь.
Хорра всегда давала ей эти легкие, едва ощутимые подзатыльники, когда Торн делала что-то не так. Всегда в детстве. Пыталась и сейчас. Сейчас это было уже глупо.
Хорра вздыхает и устало опускается на подушки, заменяющие кровать.
– Вэй сказал мне…
– Само собой, он сказал тебе. Я тоже могу много что сказать. Например, что я была очень осторожна, что меня никогда не поймают. Что у меня ловкие руки. Но ты ведь мне не поверишь, верно?
Хорра снова вздыхает. Потирает лицо, оставляя на щеках едва заметные разводы от алой краски. Только что закончила плакаты для праздника. Такие же пятна мелькают в ее белоснежных прямых волосах до пояса. Если мать Торн была такой же эффектной, как Хорра, неудивительно, что ее до сих пор помнят.
Неудивительно, что видеть Торн для многих до сих пор столь неловко.
– Воровство подвергает нас опасности.
Да они все сговорились.
– В лицо врать людям про то, что их ждет богатство, а потом сдирать с них все деньги в игре в стаканчики – это, конечно, вообще никак на караван тень не бросает, жуликами нас не выставляет.
– Хватит, Торн, – ее голос строг. – Мы уже говорили об этом. Хватит.
Они и правда говорили об этом. Не раз до этого, не раз будут говорить потом. Потому что Хорра не слушает. Они никогда не придут к компромиссу.
– Другие тоже воруют. Мне нельзя почему, потому что я какая-то неправильная?
– Прекрати.
– Да каждый второй ворует на карнавалах, нельзя, как всегда, только мне, потому что мне не повезет. Потому что я несчастливая, потому что… Почему там еще? Да, Хорра?
Хорра вскакивает, сжимая кулаки. Она моментально выходила из себя, когда Торн звала ее по имени.
– Какой свежий взгляд на вещи, – процедила она, – свежим умом придуманный. Конечно, ум у тебя свежим будет, когда ты им никогда не пользуешься.
Всегда приходило к этому. Родитель всегда обвиняет ребенка в том, что тот чего-то не понимает, если у этого самого родителя нет аргументов в споре.
Проще сказать, что собеседник дурак, чем пытаться во что-то вникнуть.
По крайней мере, сестра ее матери быстро отходила. Она говорила, это семейное.
Торн готова поспорить, потому что она никогда не забывала ссор. Хотела бы забывать, но просто не могла. Они копились, как очистки в кулинарный день.
– Почему ты не можешь выйти и развлечься, как остальные девочки? Просто прогуляться. С друзьями. Без твоих ножей и вредных привычек.
Торн не хочет «прогуливаться». Она хочет выпить и задымить всю палатку так, чтобы не было видно дурацкой бахромы на коврах. Ничего больше не имеет смысла.
– Я подумаю, – Торн могла идти на компромиссы. Могла. Если бы она сказала «мама», то все стало бы гораздо проще.
Она никогда не называла Хорру мамой.
– Хорошо, – Хорра кивает и в несколько шагов отходит назад, к выходу. Она могла бы уйти молча, но вместо этого бросает: – Вэйрик очень волнуется за тебя, знаешь