Трильби. Джордж Дюморье
байроновского Корсара, обладали одной непререкаемой добродетелью и тысячами всяческих пороков. Сей рассказчик так искусно плетёт ткань своих сказок, что молодые особы, читая их, учатся только хорошему и черпают в них нравоучительные примеры.
Моя бедная героиня была полной противоположностью этим привлекательным злодеям. Она обладала всеми добродетелями, кроме одной, именно той самой, которая является главенствующей и ведёт за собой на поводу все остальные. Я лишён возможности рассказать историю её жизни таким образом, чтобы эта история стала подобающе-нравоучительным чтением для любознательных молодых особ, столь дорогих нашему сердцу.
Глубоко сожалею об этом, ибо всегда лелеял надежду заслужить когда-нибудь похвалу за то, что, каковы бы ни были мои остальные литературные погрешности, по крайней мере я никогда не написал ни одной строки, которую молодая целомудренная английская мамаша не могла бы прочитать вслух своему голубоглазому младенцу, сосущему сосочку в своей колыбельке.
Рок судил иначе.
О, если б только я мог описать этот единственный недостаток бедной Трильби каким-нибудь отвлечённым образом! Ну, скажем, на древнегреческом или латыни, на тот случай, если бы молодая особа (за любознательность которой воздадим хвалу всевышнему!) сунула свой носик в эту книгу, воспользовавшись тем, что матушка её в эту минуту смотрит в другую сторону.
Молодым особам не следует знать латынь и греческий, оттого что это в высшей степени неприличные языки, совершенно заслуженно вышедшие из употребления, языки, на которых неосмотрительные барды древности часто воспевали греховную любовь своих языческих богов и богинь.
Всё же я достаточно знаю эти языки, чтобы привести по-латыни скромный довод в защиту Трильби – наикратчайший, наилучший, самый неоспоримый довод из всех, что приходили мне в голову. Когда-то его произнесли во отпущение грехов другой бедной, слабой женщины, по всей вероятности очень красивой. Она, несомненно, грешила гораздо больше, чем наша Трильби, но, как и Трильби, раскаялась, и её справедливо простили.
«Quia multum amavit».
«Прощаются грехи её многие за то, что она возлюбила много»[9].
Не знаю, усугубляет это её вину или служит смягчающим обстоятельством, но ни нужда, ни жажда наживы, ни тщеславие, ни какие-либо другие искушения не играли никакой роли в греховных поступках Трильби. Первый ложный её шаг на этой стезе был результатом её неопытности, дурных примеров (и кого бы вы думали – её собственной матери!) и низкого вероломства. Если бы только она захотела, то жила бы в роскоши, но её потребности были очень скромными. Она не была тщеславной, вкусы у неё были самые непритязательные, она зарабатывала достаточно на кусок хлеба и могла даже немного откладывать про чёрный день.
Поэтому если она и любила время от времени, то во имя самой любви (как стала бы художницей ради самого искусства), – любила капризно, непостоянно, скорее в духе весёлого содружества,
Слова, приписываемые Иисусу Христу, которые тот будто бы сказал о Марии Магдалине.