Юмористические рассказы. Аркадий Аверченко

      – Купец? Ха-ха! Если бы он не сопротивлялся, я бы, пожалуй, отпустил бы его. Но этот негодяй уложил лучшего из моих молодцов – Лоренцо, и я, ха-ха, поквитался с ним!

      – Кричал? – умирающим шепотом спрашивал Мотька, чувствуя, как волосы тихо шевелятся у него на голове.

      – Не цыкнул. Нет, это что… Это забава сравнительно с делом старухи Монморанси.

      – Какой… старухи? – прижимаясь к печке, спрашивал Мотька.

      – Была, брат, такая старуха… Мои молодцы пронюхали, что у нее водятся деньжата. Хорошо-с… Отравили мы ее пса, один из моей шайки подпоил старого слугу этой ведьмы и открыл нам двери… Но каким-то образом полицейские ищейки пронюхали. Ха-ха! Вот-то была потеха! Я четырех уложил… Ну, и мне попало! Две недели мои молодцы меня в овраге отхаживали.

      Мотька смотрел на помощника счетовода глазами, полными любви и пугливого преклонения, и шептал пересохшими губами:

      – А сколько… вы вообще человек… уложили?

      Химиков задумывался:

      – Человек… двадцать – двадцать пять. Не помню, право. А что?

      – Мне жалко вас, что вы будете на том свете в котле кипеть…

      Химиков подмигивал и бил себя кулаками по худым бедрам.

      – Ничего, брат, зато я здесь, на этом свете, натешусь всласть… а потом можно и покаяться перед смертью. Отдам все свое состояние на монастыри и пойду босой в Иерусалим…

      Химиков кутался в плащ и мрачно шагал из угла в угол.

      – Покажите мне еще раз ваш кинжал, – просил Мотька.

      – Вот он, старый друг, – оживлялся Химиков, вынимая из-под плаща кинжал. – Я таки частенько утоляю его жажду. Ха-ха! Любит он свежее мясо… Хах-ха!

      И он, зловеще вертя кинжалом, озирался, закидывая конец плаща на плечо и худым пальцем указывал на ржавчину, выступившую на клинке от сырости и потных рук.

      Потом Химиков говорил:

      – Ну, Мотя, устал я после всех этих передряг. Лягу спать.

      И, закутавшись в плащ, ложился, маленький, бледный, на ковер у кровати.