Морфий. Михаил Булгаков
тоненько заскулил Коротков и стал биться головой об угол блондинова стола. Голове полегчало на минутку, и чье-то лицо в слезах метнулось перед Коротковым.
– Валерьянки! – крикнул кто-то на потолке.
Крылатка, как черная птица, закрыла свет, старичок зашептал тревожно:
– Теперь одно спасенье – к Дыркину в пятое отделение. Ходу! Ходу!
Запахло эфиром, потом руки нежно вынесли Короткова в полутемный коридор. Крылатка обняла Короткова и повлекла, шепча и хихикая:
– Ну, я уж им удружил: такое подсыпал на столы, что каждому из них достанется не меньше пяти лет с поражением на поле сражения. Ходу! Ходу!
Крылатка порхнула в сторону, потянуло ветром и сыростью из сетки, уходящей в пропасть.
X. Страшный Дыркин
Зеркальная кабина стала падать вниз, и двое Коротковых упали вниз. Второго Короткова первый и главный забыл в зеркале кабины и вышел один в прохладный вестибюль. Очень толстый и розовый в цилиндре встретил Короткова словами:
– И чудесно. Вот я вас и арестую.
– Меня нельзя арестовать, – ответил Коротков и засмеялся сатанинским смехом, – потому что я неизвестно кто. Кончено. Ни арестовать, ни женить меня нельзя. А в Полтаву я не поеду.
Толстый человек задрожал в ужасе, поглядел в зрачки Короткову и стал оседать назад.
– Арестуй-ка, – пискнул Коротков и показал толстяку дрожащий бледный язык, пахнущий валерьянкой, – как ты арестуешь, ежели вместо документов – фига? Может быть, я Гогенцоллерн.
– Господи Иисусе, – сказал толстяк, трясущейся рукой перекрестился и превратился из розового в желтого.
– Кальсонер не попадался? – отрывисто спросил Коротков и оглянулся. – Отвечай, толстун.
– Никак нет, – ответил толстяк, меняя желтую окраску на серенькую.
– Как же теперь быть? А?
– К Дыркину, не иначе, – пролепетал толстяк, – к нему самое лучшее. Только грозен. Ух, грозен! И не подходи. Двое уж от него сверху вылетели. Телефон сломал нынче.
– Ладно, – ответил Коротков и залихватски сплюнул, – нам теперь все равно. Подымай!
– Ножку не ушибите, товарищ уполномоченный, – нежно сказал толстяк, подсаживая Короткова в лифт.
На верхней площадке попался маленький лет шестнадцати и страшно закричал:
– Куда ты? Стой!
– Не бей, дяденька, – сказал толстяк, съежившись и закрыв голову руками, – к самому Дыркину.
– Проходи, – крикнул маленький.
Толстяк зашептал:
– Вы уж идите, ваше сиятельство, а я здесь на скамеечке вас подожду. Больно жутко…
Коротков попал в темную переднюю, а из нее в пустынный зал, в котором был распростерт голубой вытертый ковер.
Перед дверью с надписью «Дыркин» Коротков немного поколебался, но потом вошел и оказался в уютно обставленном кабинете с огромным малиновым столом и часами на стене. Маленький пухлый Дыркин вскочил на пружине из-за стола и, вздыбив усы, рявкнул:
– М-молчать!.. –