Вера Ермолаева. Антонина Заинчковская
наша классическая школа?»; «Какую роль играет живопись, к[а]к отношение цветовых плоскостей?»[83]
Разрешение этих проблем воплотилось в футуристических композициях, выполненных в 1917–1918 годах в технике акварели (ГРМ). Художница увлеклась творчеством Джакомо Балла, его работами 1913–1915 годов, воплощающих особую футуристическую категорию – «красоту скорости». В них «круги и треугольники пересекаются между собой благодаря легким прикосновениям кисти, создающим прозрачные и светящиеся эффекты. Трепетание света аккумулирует движение и воспроизводит изменения, вызванные в среде после неожиданного пролета через нее объекта, который мы не видим, но ощущаем благодаря умножению и расширению центробежных линий и планов»[84]. Эти почти монохромные композиции, передающие силу и напряженность движения средствами чистой абстракции, получили в литературе название «вихревой фазы»[85]. Ермолаеву буквально заворожили спиралевидные потоки, рожденные гениальной фантазией итальянца, тот колоссальный заряд энергии, закодированный в его полотнах. Характерно, что другой «бескровный убийца» Николай Лапшин пишет в конце 1910-х годов стилистически близкий холст «Мойка»[86], где сдвинутые диагональные конструкции подобно взрыву форм преобразуются в локально окрашенные геометрические плоскости.
Отголосок футуристических увлечений – в небольшой черно-белой зарисовке «У Гостиного двора», сделанной в альбом Левкию Жевержееву в ноябре 1917 года (СПбГМТиМИ). В Петербурге хорошо знали «жевержеевские пятницы» (1915–1918), куда приходили известные артисты, режиссеры, поэты, художники. Свидетелем этих вечеринок остался альбом[87], где можно обнаружить записи М. Кузмина, А. Аверченко, В. Хлебникова, Н. Пунина, А. Кручёных, А. Блока, И. Зданевича, В. Маяковского, наброски Н. Альтмана, Д. Митрохина, В. Лебедева, В. Ходасевич.
«Мастера вывесок дали нам возможность войти в Кубизм…»[88]
В 1918 году Ермолаева пришла работать в Музей города в отдел «Искусство в жизни города», руководимый знатоком Петербурга В. Курбатовым[89]. Вместе с Ниной Коган[90] и Надеждой Любавиной[91] она собрала уникальную коллекцию живописных вывесок, ставших ненужными в начале ХХ века и постепенно вытесняемых с улиц электрической рекламой[92]. 10 октября 1918 году на заседании специальной Рабочей комиссии Музея художница сделала доклад о живописных вывесках[93]. Ее увлечение этим редким видом городского примитива, поглощаемого надвигающимся урбанизмом, было близко идеологии «Союза молодежи». «Мастера вывесок дали нам возможность войти в кубизм, они нас сдвинули с академической точки зрения», – вспоминал позднее Малевич[94]. Вывеска привлекала своей непосредственностью, «неправильностью», условностью, лаконизмом, целостностью и красочностью. «Хорошая вывеска нарядна, показательна, прочна». «Вывески не нарушают целости стены, на которой они выросли: изображения их близки к плоскости. Наиболее каноничные
Футуризм. Новоченто. Абстракция. Итальянское искусство ХХ века. Государственный Эрмитаж. СПб: SKIRA, 2005. С. 52.
Футуристы считали, что их искусство должно «выразить вихревую жизнь стали, гордости, лихорадки и быстроты» («Манифест художников-футуристов», 1910) // Цит. по: Манифесты итальянского футуризма. Собрание манифестов Маринетти, Боччони, Кара, Руссоло, Балла, Северини, Прателла, Сен-Пуан / пер. В. Шершеневича. М: Типография русского товарищества, 1914. С. 14. «Балла с энтузиазмом анализировал возможность найти иконографическую аналогию траектории спирального, вихревого вращения, и переводил динамизм, основополагающий пункт футуристической философии, от вращательного движения к «вихревой» тематике» // Футуризм. Новоченто. Абстракция. Итальянское искусство ХХ века. Государственный Эрмитаж. СПб: SKIRA, 2005. С. 54.
Мойка. 1914 (?) или между 1917 и 1919. Х., м. Собр. ГРМ.
ГММиТИ СПб, ГИК 6641–1–325
Из письма К.С. Малевича Н.Н. Пунину от 29 декабря 1930 г. Цит. по:
Начало будущему учреждению было положено 22 декабря 1918 г. на Первом заседании рабочей коллегии под председательством В. Менжинской. До революции существовал небольшой частный музей «Старого Петербурга», организованный обществом архитекторов-художников во главе с архитектором Л. Ильиным. Музей состоял из 13 отделов, среди которых особо выделялись три сектора, связанные с вопросами современного искусства: архитектурно-строительный, театрально-зрелищный и «Искусство в жизни города». Были приглашены к сотрудничеству такие видные историки и знатоки, как Л. Ильин, В. Курбатов, Л. Жевержеев. Музей предполагалось разместить в двух бывших дворцах – Великого Князя Сергея Владимировича и Аничковом, куда в декабре 1918 г. были переданы фонды «Старого Петербурга».
Нина Иосифовна (Осиповна) Коган (1889–1942) – живописец, график, художник книги. Училась в Петербурге в школе Поощрения художеств (1905–1908), у Я. Ционглинского (1908–1911), в МУЖВЗ (1911–1913). В 1918 г. работала в Музее города. В 1919 г. назначена ИЗО НКП преподавателем в ВНХУ (пропедевтический курс). Член Уновиса, автор Супрематического балета (1920). В 1922–1923 гг. являлась консультантом в московском МЖК. С 1926 г. работала в Ленинграде над оформлением выставок в Выборгском ДК и Музее революции, иллюстрировала детские книги для Детгиза. В 1935 г. была арестована по делу группы пластического реализма, освобождена. Умерла в блокадном Ленинграде.
Надежда Ивановна Любавина (даты жизни не установлены) – живописец, график, иллюстратор. Училась в частной школе Званцевой вместе с М. Матюшиным и Е. Гуро. 1 декабря 1915 г. на квартире Любавиной на Бассейновой улице В. Маяковский читал свой доклад о футуризме. Входила в состав «Союза молодежи», «Левого блока», объединения «Искусство. Революция». Помимо артели «Сегодня» Н. Любавина работала вместе с В. Ермолаевой в подотделе вывесок Музея города (1918–1919), в витебском подотделе искусств (1919–1920), а также преподавала в Витебском народном художественном училище, вела подготовительную мастерскую (1920). После закрытия училища в 1922 г. Любавина уехала в Петроград, поддерживала дружеские отношения с Лешковой и Ермолаевой. В 1922 г. Любавина выполнила обложку книги А. Владимировой «Кувшин синевы». О дальнейшей судьбе ее мы узнаем из письма Лешковой Зданевичу. В 1924 г. Любавина вышла замуж за индийского поэта – коммуниста и мистика, «который, спасаясь от преследования английских империалистов, прилетел на аэроплане в Москву. Надежда Ивановна была приставлена к нему переводчицей, и дело кончилось счастливым браком. Несколько месяцев они прожили в Москве, затем улетели в Константинополь» //
См. об этом
Ермолаева также читала доклады по истории нового искусства при организации охраны памятников искусства и старины // ГАВО. Ф. 837. Оп. 1. Д. 58. Л. 126.
Из письма Н. Пунину от 29 декабря 1930 г. Цит. по: