Грань человечности. Юрий Уленгов
счету, не касалось. Спецназ ВВ был настоящим боевым братством, где каждый готов был подставить другу плечо. Здесь все было ясно: вот – свои, а там – враг. Или ты его, или он тебя. Не раздумывая, после срочки Дима остался служить по контракту. Лагерь спецназа стал его новым домом, и даже горы вокруг не пугали, а завораживали его.
Одна из операций закончилась полным провалом. Ее тупо слили, продав информацию о готовящемся ударе командованию боевиков. Той ночью с задания вернулся только он. Все его товарищи остались лежать там – «у незнакомого поселка, на безымянной высоте», как поется в песне. После тяжелого ранения Рязанцева хотели комиссовать, но он изо всех сил воспротивился. На него смотрели, как на идиота, но ходатайство решили-таки удовлетворить. Только перевели его на участок, мягко говоря, потише. Так сержант Рязанцев оказался здесь, посреди тайги.
Здесь и не пахло боевым братством. Здесь вообще ничем не пахло. Лютые морозы, сугробы и заснеженный лес наводили тоску, а перспектива заступать на дежурство по такому морозу вгоняла в уныние. И народ здесь подобрался… как бы помягче так сказать… гниловатый. Сюда слали тех, кто имел волосатую лапу на гражданке, и не торопился тянуть лямку по-настоящему. Лучше здесь померзнуть, да на халяву пенсии дождаться, – примерно так рассуждали здешние псевдо-спецназеры. Кроме самого Рязанцева из боевых здесь был только командир взвода охраны Воронов, его зам Степанов, да балагур и весельчак Андреев. Остальные – так, серединка наполовинку.
До Удара сержант старался, по возможности, вообще ни с кем не контачить. После – так уже не получалось. Нравы, воцарившиеся в Убежище после Удара, пугали и отталкивали его, но сделать он ничего не мог. Тут-то и стало понятно, кто из «товарищей по оружию» тварь дрожащая, а кто – право имеет. Большая часть бойцов охраны с радостью переметнулась под крыло Трегубова. Дима остался в стороне, и продолжал наблюдать. Вскоре выяснилось, что нормальных мужиков во взводе, кроме него всего трое – все те же боевые. Хотя командир и приходился каким-то родственником полковнику, однако, далеко не все его взгляды он разделял. Наверняка, если бы не плачевное положение дел на поверхности, Воронов кликнул бы сочувствующих и ушел из Убежища. Однако, идти было некуда. Оставалось только смириться.
Задание полковника Рязанцев воспринял, как манну небесную. Наконец-то! Стряхнуть с себя пыль, снова побывать на поверхности, которую уже и не чаялось увидеть, а главное – снова ощутить тот азарт охоты. Охоты на самого опасного и умного хищника – на человека. И даже если ему не суждено вернуться с этого выхода, даже тогда это будет лучше, чем овощем гнить в этом погребе!
Сейчас Дима сидел, вжав наглазник оптики в окуляр противогаза, и изо всех сил старался не отвлекаться на посторонние мысли. От него сейчас, возможно, зависели жизни двух товарищей, и он не собирался подставлять их из-за какой-то