Бюро расследования судеб. Гоэль Ноан
интернирована в Майданек осенью 1942-го. Вита Собеская вышла из варшавской тюрьмы в феврале 1942-го и увезена в Аушвиц. Следующей весной Вита Новицка переведена из Аушвица в лагерь Гросс-Розен. Наконец, Вита Войцик была приписана в январе 1944-го к лагерю-сателлиту в Барте. Он входил в состав Равенсбрюка. Сердце Ирен лихорадочно застучало. Наконец-то – хоть какой-то зачаток следа!
И надо же было новой секретарше именно в такой момент постучать в дверь. Хрупкая, легко краснеющая блондинка – из тех, что вечно спотыкаются о ковер. Она извиняется, что побеспокоила, но в холле ждет посетительница.
– Я не принимаю посетителей. Вас что, не предупредили? – перебивает ее Ирен.
Она никогда не встречалась с потомками, приезжающими в Бад-Арользен. Доверяет другим сотрудникам позаботиться о тех, кто хотел бы знать, да трясутся – вдруг чего не то выяснится. О тех, кто вырос с этой пеленой на глазах, с тьмой внутри. Она защищается от их смятения, их признательности. Не ради нее она причиняет такую боль самой себе. Ирен вверяет себя более подспудному призванию. Она сшивает ниточки, перерезанные войной, факелом высвечивает темные углы. Когда задача выполнена, она устраняется. Ей не хочется ни вникать в их жизни, ни допускать их в свою. Только с умершими она не может держать дистанцию.
– Но эта дама приехала из Аргентины… Она ищет сведения об Эве Вольман.
Эва.
Ее сердце на миг замерло.
– …Мне сказали, что вы были с ней близко знакомы. Но если вам так угодно, я могу попросить кого-нибудь другого.
Передать все, что касается Эвы, Ирен не может никому. Она здесь единственная, кто действительно любил ее. Единственная, кто остался. А ведь ей кажется, что Мозг всегда неровно дышал к Эве. И пользовался взаимностью? В тот день, когда она позволила себе подтрунивать насчет этого над Эвой, та расхохоталась ей прямо в лицо: «Du bist a beheime! Ветреная девчонка! Да что ты знаешь о жизни?»
Она уже предполагала, что кто-нибудь может ее разыскивать, но ведь Эва была так одинока. Вечерами дома ее ждало единственное существо – старый облезлый кот. Его смерть за несколько месяцев до ее собственной была для Эвы страшным ударом. У нее было мало друзей – Ирен гордилась, что входила в их число. Эва ненавидела излияния чувств, сторонилась всяческого проявления слабости. Все работники ИТС побаивались ее иронии, начиная с директора. На Эву у него управы не было.
«Видала я и похуже этого опереточного тирана», – говорила она Ирен, и в глазах у нее плясало веселое девичье лукавство.
– Только посмотри на них. Они просто обожают трепетать перед ним. Этакое мнимое бряцание оружием.
Назначение Макса Одерматта в ИТС совпало с уходом на пенсию множества следователей первого призыва. Бывшие перемещенные лица, побывавшие в военное время узниками или выжившие в лагерях, были всецело преданы работе и не покладая рук занимались розысками. Им приносило удовлетворение, что они помогают другим. Понемногу продвигаясь, они обретали ясность