Бюро расследования судеб. Гоэль Ноан
человек с такими именем и фамилией, но все родились до 1921-го. В 1938-м они были уже слишком взрослыми, чтобы походить на мальчика с рисунка.
Она открывает окно, закуривает.
Теперь ей предстоит найти троих, и это начало настоящих поисков.
После обеденного перерыва она отправляется в хранилище. Дитер Беренс, один из тамошних архивистов, соглашается вместе с ней посмотреть корреспонденцию, хранящуюся в досье Лазаря Энгельмана. Он так же сух и неприветлив, как и хранитель пыльных залежей Би-би-си. Она идет за ним вдоль лабиринта этажерок, слушая гул вентиляторов. Архивы, как вино, хранятся при определенной температуре. Как только окончилась война, Германия финансировала их сохранение. Оцифровав фонды, архивисты признали, что следы представляют ценность сами по себе. Теперь с ними обращаются с величайшей осторожностью.
Когда оба надевают перчатки, Ирен просит показать ей два фотоснимка Лазаря Энгельмана. То, бухенвальдское, и его фотографию после освобождения. Беренс настороженно протягивает их. Ей требуется время, чтобы рассмотреть их как следует. На оригиналах все еще нагляднее – печаль первого снимка отражается на втором, послевоенном. Уже не столь изможденное лицо озарено улыбкой, но взгляд выдает, сколько пришлось пережить.
Корреспонденция – она не была оцифрована – доверена ИТС архивистом из Яд ва-Шем в мае 1978 года. Беренс читает ей это голосом, который скорей подошел бы работнику морга. Израильский чиновник объясняет, что некая мадам Торрес прислала им из Парижа конверт на имя Лазаря Энгельмана. Она не знала, как найти его самого, но слышала, что он давно проживает в Эрец-Исраэле, и выражала надежду, что там конверт можно передать ему лично.
Израиль. Ирен не ошиблась.
Что касается выжившего в Треблинке, покинувшего страну в конце пятидесятых годов, – израильский архивист предположил, что когда-нибудь этот человек обратится в ИТС с просьбой взглянуть на его досье. Письмо мадам Торрес разрешалось вернуть адресату.
Ирен удивляет, что конверт до сих пор запечатан.
– За тридцать лет никому не пришло в голову его вскрыть?
– Это частная переписка, – поджав губы, отвечает архивист.
И Ирен вспоминает: да, его ведь брал на работу Макс Одерматт. Для него святы внутренние правила: никакой самодеятельности без санкции вышестоящих.
– И никто не подумал, что этого человека хорошо бы разыскать?
– Надо полагать, никто у нас этого и не требовал.
– Мне необходимо узнать, что написано в этом письме.
– И речи быть не может, – повторяет Беренс, высокомерно, будто разговаривает со стажеркой.
Она чуть приподнимается на каблуках своих лодочек, чтобы смерить его пренебрежительным взглядом; его одеколон отвратителен:
– Я разыскиваю Лазаря Энгельмана. Эту миссию на меня возложила директриса. Письмо может помочь мне в поисках. Так что извольте принять на себя непосильную для вас ответственность вскрыть его при мне.
Они обмениваются непримиримыми взглядами, но Ирен