Бюро расследования судеб. Гоэль Ноан
и алфавитный, и фонетический. Это гениальная мысль. Заключенных в лагерях регистрировали эсэсовцы или узники, которые записывали их имена неправильно. Иногда для быстроты переводили фамилии на немецкий. Многих не смогли найти именно потому, что их записали непривычным образом. Глянь-ка вот сюда: этот надолго затерялся в недрах картотеки, и только потому, что секретарь в Аушвице[1] записал его имя и фамилию в одно слово: Лейбаксельрад. Лейб Аксельрад.
Мозг привлек к активной работе свою группу полиглотов. Некоторые владели одиннадцатью языками, а то и больше. Месяцами они трудились без передышки, создавая огромную картотеку, которая учитывала все возможные вариации, на всех языках, все ошибки в произношении, сокращения. У некоторых имен могло быть до ста пятидесяти разных форм.
Пролистав эти списки, Ирен поняла, что ее бросает от сочувствия к возбуждению. Было бы весьма интересно. Искать, находить кого-нибудь. Это она поняла по характерному дрожанию пальцев. По желанию остаться наедине с океаном имен, разгадать море тайн.
– Все наши расследования начинаются здесь, – улыбнулась Эва. – Но чтобы они увенчались успехом, сперва надо освоить территорию.
– Территорию?
Она подвела ее к огромной карте, занимавшей всю стену кабинета. Сотни лагерей были обозначены красными точками. В подписях уточнялось, сколько каждый просуществовал и количество его жертв. Эта карта была рабочим инструментом. Гигантская паутина – соответственно размерам нацистской Европы.
– Судьба десятков миллионов людей разыгрывалась здесь. Те, кто смог бежать, кого схватили, или кому удалось скрыться, кто сопротивлялся, кого убили или спасли в самый последний момент… А потом еще и послевоенный период. Миллионы перемещенных лиц. Новые границы, соглашения об оккупации, квоты на иммиграцию, трудности холодной войны… Тебе предстоит освоить все это, стать ученой. Чем лучше овладеешь контекстом, тем быстрее будешь размышлять. Время, которые ты выиграешь, – это жизнь ожидающих ответа. И эта жизнь висит на хрупком волоске.
Осмотрев все, они почувствовали, что разговор хорошо бы продолжить. Большинство сотрудников уже ушли. Крыльцо и парк окутывало мягкое послеполуденное, предвечернее тепло. Эва угостила ее сигаретой, и обе закурили, прогуливаясь под деревьями.
– Если не сбежишь сразу же, придется тебе устроить окончательную встречу с директором. С середины пятидесятых годов ИТС управлял Международный комитет Красного Креста. В то время союзникам хотелось спихнуть с себя этот груз. Они воображали, что такой центр – структура временная. Но очень быстро поняли, что подобные миссии от завершения очень далеки, вот и решили доверить их «нейтральной» организации. Впрочем, это определение нейтралитета накладывалось на реалии холодной войны… Двадцать пять лет получалось неплохо. Было несколько директоров, соответствовавших высоте задачи, пока в семьдесят девятом не прибыл Макс Одерматт. Тут же стало понятно,
В русскоязычной литературе концентрационный лагерь Аушвиц (позже – Аушвиц-Биркенау) чаще называется «Освенцим» по названию польского городка, где располагался концлагерь. Однако в мировой практике принято разделять топоним и название лагеря. –