Чудовище во мраке. Эдогава Рампо
какой-то непонятной, таинственной страстью, подобной тлеющему огню, неспособному разгореться ярким пламенем. Но для читателя, скорее всего, именно в этом и состояла их особая притягательная сила. И если предположить, что эту силу питала, как утверждал в своих письмах Сюндэй, его неутолимая ненависть к Сидзуко, все становится до некоторой степени понятным и объяснимым.
Признаюсь, всякий раз, когда книги Сюндэя получали восторженную оценку, я испытывал жгучую ревность. Во мне возникала ребяческая враждебность к нему, и в глубине души я вынашивал желание во что бы то ни стало превзойти соперника.
Однако около года тому назад он вдруг перестал писать и бесследно исчез, словно в воду канул. И это отнюдь не было следствием падения его популярности. Истинная причина его внезапного исчезновения мне неизвестна, только исчез он без следа, к вящей растерянности сотрудников газет и журналов, которые имели с ним дело. Даже я, при всей своей антипатии к этому человеку, испытывал некое чувство утраты. Быть может, это покажется нелепостью, но мне явно недоставало «любимого врага».
И вот Сидзуко Коямада принесла мне первую, причем поразительную, весть о Сюндэе Оэ. Признаться, в глубине души я обрадовался возможности вновь оказаться лицом к лицу со своим давним противником, правда, теперь уже при весьма необычных обстоятельствах.
Скорее всего, на сей раз Сюндэй решил перейти к воплощению в жизнь своих безумных литературных замыслов, и в этом не было ничего удивительного. Наверное, это было даже логично.
Как выразился один из знавших Оэ людей, он был, что называется, «преступником в душе». Им двигало желание сеять смерть, его обуревали те же страсти, что владеют убийцей, с той лишь разницей, что свои кровавые преступления он до сих пор совершал только на бумаге.
Читатели его произведений наверняка помнят особую зловещую атмосферу, присущую его книгам. Помнят, что его романы насквозь проникнуты какой-то ненормальной подозрительностью, таинственностью и жестокостью. В одном из его романов есть такие леденящие душу строки: «И вот наступило время, когда он уже не мог довольствоваться одним лишь сочинительством. Смертельно устав от господствующих в этом мире скуки и банальности, он прежде находил удовольствие в том, чтобы запечатлевать свои причудливые фантазии на бумаге. Это, собственно, и побудило его взяться за перо. Но вскоре сочинительство ему наскучило. Что же теперь сулит ему острые ощущения? Преступление, только преступление. Единственным, чего он еще не успел изведать, была пьянящая сладость преступления».
Повседневная жизнь Оэ изобиловала странностями и чудачествами. В среде писателей и журналистов он был известен своей болезненной мизантропией и склонностью к таинственности. Редко кому удавалось бывать у него. Как правило, дверь его дома захлопывалась перед любым посетителем, какое бы высокое положение тот ни занимал. Кроме того, он часто менял место жительства и, ссылаясь на дурное самочувствие, никогда не показывался на писательских