Чудовище во мраке. Эдогава Рампо
сновидений Рампо, скажем (как и было обещано в самом начале) об одном удивительном свойстве японской культуры. О преемственности и самобытности.
Феномен Рампо – явление для Японии не уникальное. Уникально оно для нас, европейцев, – своей множественностью и повторяемостью. Вспоминая историю японской культуры – начиная с проникновения в страну в V веке н. э. китайской иероглифической письменности, – осознаешь, что для Японии характерна особая форма культурных заимствований. В этой стране чрезвычайно сильны защитные механизмы адаптации и выживаемости традиционного, национального, что в очередной раз блистательно подтвердил своим творчеством Эдогава Рампо, воплотив на практике излюбленную японцами формулу: «Заимствовав у других, наполнить собственным содержанием».
Чудовище во мраке
Перевод Т. Редько-Добровольской
Время от времени я размышляю вот о чем.
Мне кажется, что сочинители детективных романов делятся на две категории. Входящих в первую категорию можно условно обозначить «типом преступника» – их интересует лишь преступление, преступление как таковое, и, даже взявшись за произведение, основу которого составляет логика расследования, они не успокоятся, покуда не выразят своего понимания бесчеловечной психологии преступника. Входящих же во вторую категорию можно условно именовать «типом детектива» – они испытывают интерес лишь к рассудочным методам раскрытия преступления, что же до психологии преступника, то она практически не становится предметом их внимания и заботы.
Так вот, писатель Сюндэй Оэ, о котором пойдет речь в этой повести, скорее всего, относится к первой категории, я же, пожалуй, принадлежу ко второй. Это означает, что меня занимает исключительно научная методика раскрытия преступлений, хотя, описывая их, я, конечно, должен хорошо представлять себе личность преступника. Однако из этого вовсе не следует, что и мне самому до некоторой степени свойственны преступные наклонности. Поверьте, нечасто можно встретить столь нравственного человека, как я. И то, что я, добропорядочный и гуманный человек, невольно оказался вовлеченным в эту жуткую историю, выглядит совершеннейшей нелепицей. Будь я хоть чуточку меньше привержен к добродетели, будь я хоть мало-мальски склонен к пороку, мне, наверное, не пришлось бы впоследствии так горько раскаиваться, не пришлось бы до сих пор терзаться мучительными сомнениями. Более того, вполне могло статься, что сейчас я наслаждался бы безбедной, обеспеченной жизнью с красавицей-женой.
С той поры как закончилась эта страшная история, много времени утекло, и, хотя мои тягостные сомнения до сих пор не развеялись, реальность тех дней отодвинулась вдаль, перешла в область воспоминаний. И я решил изложить минувшие события в виде хроники, полагая, что созданная на ее основе книга может оказаться весьма любопытной. Однако, доведя свои записи до конца, я все еще не могу отважиться издать их. Почему? Да