Зорич. Марина Кузьмина
на головы широкополые шляпы так глубоко, что даже глаз не было видно – торчали одни носы, – начали любовную интрижку с равнодушной красоткой, вызывая её на диалог стуком своих каблуков. Получив ответный перестук с третьей попытки, кабальеро на радостях так безжалостно дёрнули струны, что Карп Петрович забеспокоился:
– Порвут ведь, черти!
Но всё обошлось. Красотка, кокетливо поглядывая через плечо, поднесла к лицу раскрытый веер. Замерла на мгновение. Притихли и гитары. Показав характер, несговорчивая девица, подняв руки кверху, исполнила в замершей тишине дробное соло каблучками и крутнулась по оси, прихватив на ходу широко распахнутую юбку. И в сопровождении грянувших аккордов проснувшихся кабальеро выдала такое, что вконец сдавшийся, обалдевший Карп Петрович промычал потрясённо:
– Боже мой! Как она это делает!
Его привёл в себя требовательный голос Корфа:
– Господа, не отвлекаться! Вперёд! К приятным неожиданностям!
И пошло, как всегда, и поехало. Добровольно взявший на себя обязанности распорядителя, тамады и участника торжества Исидор Игнатьевич показал себя капризным человеком, не раз заявляя половому, что не терпит на столе пустых бутылок.
Отведав молочного поросёнка с хреном в гречневой каше, селяночку с белорыбицей и тёплыми, из печи расстегаями, компания приуныла. Выполнивший своё обещание Евгений Иванович, положив голову на плечо, стал деликатно посапывать. Карп Петрович сник со скрещёнными руками поверх тарелки с заливной осетриной. Один тамада, тараща глаза, размахивал руками, бормоча шепотком что-то. Ситуацию изменил расторопный половой, призвав на помощь швейцара и кучера. Они по одному загрузили компанию в экипаж. Половой насыпал полный картуз конфет и сунул в карман кучеру бутылку «Мадеры», сказав:
– Так приказано!
К дому гостеприимной Светланы Васильевны подъехали далеко за полночь под аккомпанемент возмущённых собак всех прилегающих улиц.
Проснувшиеся поутру, ближе к полудню, они безропотно пили, чередуя для полноты эффекта, под присмотром Светланы Васильевны рассол капустный с рассолом огуречным. А Светлана Васильевна сидела рядом со смущённым Корфом, стыдливо прячущим глаза, и всячески подчёркивала свою особую симпатию к Исидору Игнатьевичу, донельзя довольная.
Глава десятая
«Похоже на то, что зима теперь одолела осень окончательно. Сколько было отступлений, а сейчас, смотри-ка, сколько снега навалило», – думал Антон, прокладывая новую лыжню.
Его охотничья тропа белой лентой вилась по склону долины. Побитая затяжными холодными дождями, потерявшая свой летний цвет, но не лёгшая ещё трава торчала из-под снега бурыми островками. Ярый бежал впереди, рыскал по сторонам. Пропадал среди кустарников и появлялся вновь. Зима пришла безморозной. Деревья с чуть поредевшей листвой, с пышными кронами ушли в зиму.
«На дубах, – размышлял Антон, – полно желудей. Значит, кабаны не уйдут далеко, к кедровникам. Зима, по приметам, будет снежная,