Пан Володыёвский. Огнем и мечом. Книга 3. Генрик Сенкевич
время, и ты сам себе скажешь: «Всяк жену и деток имеет, только я, сирота, один, словно дуб в чистом поле». И обидно тебе станет, и горько. Если бы ты со своей бедняжечкой обвенчаться успел и она бы тебе деток оставила – ну ладно, быть посему! Чувствам твоим было бы приложение и в старости надежда и утеха, ведь не за горами время, когда тщетно будешь искать ты близкую душу и в тоске великой вопрошать себя станешь: «Уж не на чужбине ли я живу?»
Володыёвский молчал, взвешивая его слова, а пан Заглоба снова заговорил, хитро на маленького рыцаря поглядывая:
– И умом и сердцем выбрал я для тебя нашего розовощекого гайдучка, потому что, primo[40]: это не девка, а золото; secundo[41]: таких ядреных солдат, каких вы бы на свет произвели, на земле еще не бывало…
– Да, она огонь. Впрочем, сдается мне, пан Нововейский не прочь возле него погреться.
– То-то и оно! Сегодня она тебе предпочтение отдает, потому что влюблена в твою славу, но если ты уедешь, а он здесь останется, а он, шельма, останется наверняка, уж это я точно знаю, ведь сейчас не война, и неизвестно…
– Баська огонь! Пусть идет за Нововейского, от души ему желаю, он малый славный.
– Михал, брат! – воздев руки к небу, воскликнул Заглоба. – Сжалься, подумай только, какие это были бы солдаты.
– Знал я двух братьев из семейства Баль, матушка их в девичестве Дрогоёвская, и тоже оба солдаты были отменные, – простодушно отвечал маленький рыцарь.
– Ага! Вот я тебя и поймал! Стало быть, вон куда метишь? – воскликнул Заглоба.
Володыёвский смешался до крайности. Стараясь скрыть смущение, он долго подкручивал ус и наконец сказал:
– О чем ты говоришь, сударь? Я никуда не мечу, но, когда я Басю с ее мальчишескими выходками вижу, мне тотчас же приходит на ум Кшися – женских добродетелей кладезь. Говоришь об одной и невольно вспоминаешь другую, ведь они неразлучны.
– Ладно, ладно! Да благословит вас Господь – тебя и Кшисю, хотя, клянусь, будь я моложе, насмерть бы в Басю влюбился. Если и война случится, такую жену можно не оставлять дома, а с собой в поход взять. Она и в шатре тебя согреет, а коли придется, то и одной рукой из пистолета палить сумеет. А уж честная, порядочная! Ах, гайдучок ты мой милый, не поняли тебя и черной неблагодарностью отплатили, но уж я, кабы скинуть мне эдак годков двадцать–тридцать, уж я знал бы, кому в моем доме быть хозяйкой!
– Басиных достоинств я не умаляю!
– Но ведь ей ко всем ее достоинствам еще и муж нужен! Вот о чем речь! А ты предпочел Кшисю!
– Кшися мне друг.
– Друг, а не подруга? Уже не потому ли, что у нее усы? Я твой друг, Скшетуский, Кетлинг. Тебе не друг, а подруга нужна. Скажи это себе ясно, не напускай тумана. Больше всего на свете бойся друга из хитроумного женского племени, даже если у него усики: или он тебя предаст, или ты его. Черт не дремлет и всегда рад встрять меж такими друзьями. Примером тому Адам и Ева, кои до того дружны были, что Адаму дружба эта поперек горла стала.
– Сударь,
Во-первых
Во-вторых