Небесная музыка. Луна. Анна Джейн
он и не думает останавливаться. Слишком дорога ему его репутация. А мне – моя.
Погоня продолжается по аллейке, я чувствую, как начинаю задыхаться, и как гудят мышцы в ногах, но не отстаю от Лестерса и даже сокращаю дистанцию между нами, тогда как Лилит на своих каблуках безнадежно отстает. Возможно, это потому, что у нее просто нет такой мотивации, как у меня.
Пытаясь увеличить скорость, я думаю, что здорово, как же мы не наткнулись на других журналистов, и тут, как назло, из-за угла выруливает толпа фанатов. Наши уши обжигают их восхищенные вопли. А проклятый папарацци зачем-то забегает в здание библиотеки. Мы несемся следом.
В холле библиотеки прохладно, светло и очень тихо, и мы, словно понимая, где находимся, бежим теперь в полной тишине. Я надеюсь, глупый журналюга заскочит в какой-нибудь читальный зал, и мы поймаем его, загнав в угол, но нет, он пересекает холл и забегает в пустой мужской туалет. Лестерс – за ним, и я – тоже. Только я успеваю закрыть дверь изнутри, чтобы вся остальная толпа не ломанулась сюда же. В дверь, естественно, начинают ломиться, но мне все равно.
Папарацци ловко выпрыгивает в открытое окно прямо на аккуратный газон. Лестерс – следом за ним. Я, собрав последние остатки сил, – тоже: сначала аккуратно спрыгиваю с подоконника, а затем тяну за собой гитару. Из-за этой заминки я бы наверняка отстала от погони, однако Лестерс все же напрягся. Напрыгнул на журналюгу, словно большая дикая кошка. И повалил на землю.
– Отпустите меня, я ничего не сделал! Вы нарушаете закон! – кричит папарацци, молодой мужчина лет тридцати со светлыми спутанными волосами.
Лестерсу плевать, что он там нарушает. Он сидит сверху, своим весом придавливая фотографа к земле и профессионально скрутив руки. И выглядит так, будто полицейский, который только что поймал мелкого продавца травки и вот-вот зачитает ему права. Я с некоторым трудом припоминаю, что «Беглец» – фильм про полицию.
– Карта памяти, – отрывисто говорит мне Лестерс, и я с полуслова его понимаю. Тотчас поднимаю валяющуюся на земле увесистую крутую камеру, которая не повредилась, и начинаю искать карту памяти. Я делаю это медленно и актер нервничает.
– Быстрее, – подгоняет он меня.
– Я стараюсь, – огрызаюсь я.
– Вы не имеете права! Я вас засужу!
– Заткнись, – отвечает Лестерс. – Свои права будешь качать в другом месте и в другое время, усек?
И почему-то он опять напоминает мне полицейского – интонациями, жестами, повадками, что для меня крайне странно. Я продолжаю копаться в камере.
– Ты долго? – спрашивает актер. – Мне надоело его держать.
– Тут нет карты памяти, – наконец догадавшись включить камеру, говорю я.
– Так ты ее спрятал, мой маленький друг? – ласково спрашивает Лестерс. – А вы умнеете с каждым годом. Слушай, приятель, мне неохота тебя обыскивать. Так что давай меняться – ты нам карту памяти, мы тебе – камеру.
– Она и так моя! – хмыкает злосчастный папарацци. Он все еще пытается вырваться,