Соль и шторм. Кендалл Калпер
и комфорте, где обо мне всегда позаботятся и где каждое желание будет исполнено, а вся моя жизнь превратится в бесконечную вереницу восхитительно беззаботных дней.
– Ты только посмотри, какое будущее тебя ждет, если ты забудешь про магию! – твердила мать.
Но всякий раз, когда я пыталась представить, что стану утонченной изнеженной леди, хозяйкой огромного дома, не смеющей и лишнего слова сказать, сила, которая струилась по моим венам, тотчас начинала бурлить и клокотать. Не хочу я всего этого и не стану никакой благородной дамой, в какие бы платья мать меня ни наряжала, что бы я ни ела и на какой бы постели ни спала. Я была ведьмой, я была китом и не желала прозябать в логове осьминога.
Глава 5
Не перечесть, чего я только не пробовала, чтобы освободить свою магическую силу. Однажды срезала прядь волос и бросила в океан. Целый год на закате, на рассвете и ровно в полночь я плавала в море, во время приливов и отливов, в одежде и нагая. Как-то дала Томми доллар, чтобы он арендовал для меня ялик. Отчалив от доков, я гребла до тех пор, пока берег почти не исчез из виду, и принялась призывать китов и водяных ведьм. Моя бабушка всегда носила шарфы, да и мать питала к ним особую слабость. Наверняка в этом был какой-то тайный смысл! Целую зиму я училась вязать и в конце концов произвела нечто длинное, серое и бугристое, отдаленно напоминающее предмет одежды. Свое творение я носила обмотанным вокруг шеи, сгорая от желания овладеть магией.
«Сделаться ведьмой можно, только пройдя через боль», – говорила бабушка. Поэтому я колола булавками пальцы до крови, щипала себя так, что ноги и руки были сплошь в синяках – но все без толку. Однажды, спустя неделю после моего четырнадцатилетия, испугавшаяся чего-то лошадь сбросила меня на землю. При падении я сломала руку и, несмотря на раздиравшую меня боль, с надеждой думала лишь о том, что уж этого-то должно хватить. А минутой позже взвыла, но вовсе не из-за перелома, а от разочарования – чуда не произошло.
«Чтобы стать ведьмой, придется очень многим пожертвовать», – нередко повторяла мать. Одно время я старалась не спать, хлопая себя по щекам, чтобы взбодриться, но единственное, что я чувствовала – это вялость и пустоту. Потом принялась морить себя голодом, пока мать не спохватилась и не начала набивать мне рот супом и кашей, насильно разжимая челюсти. От бабушки сохранилась всего одна вещь – связанные ею носки, которые теперь стали чем-то вроде реликвии. И хотя они давно уже были мне малы, я любила их и бережно хранила, а незадолго до переезда в новый дом украдкой бросила в нашу крохотную круглобокую печку. Никаких магических способностей эта жертва мне не принесла. Зато комната сразу наполнилась едким, вонючим дымом, а мать обругала меня словами, которые настоящей леди произносить не пристало.
Я бы сделала что угодно. Могла бы и палец себе отрубить – удерживало только то, что и у матери, и у бабушки все пальцы были на месте. Я готова была обрить голову, или целый год прожить в одиночестве в какой-нибудь лодке, или пустить кровь прямо в море, лишь бы