Родоман. Памяти Бориса Родомана. Александр Евгеньевич Левинтов
не менее важная идея: человек, по Родоману, познает ландшафт прежде всего чувственно. Эстетически и только затем (и вовсе необязательно), мыслительно, конструктивно, проектно. Удивительно, но обладая строгой математической логикой (нам, молодым, он проводил в 60-е летние школы «Математика в географии»), он оказался пионером поэтической географии, ландшафтоведения как нравственной дисциплины. Эстетический взгляд на ландшафт позволил не только расширить рамки географии, уже не только науки, но и искусства, художества, поэзии, но и создать удивительное и уникальное средство познания ландшафта – картоиды поляризованного пространства.
Идеи Бориса Родомана оказались весьма привлекательными. За ним потянулся длинный шлейф учеников, последователей, почитателей, даже фанатов. Не замечая этого, он так до сих пор и остается в убеждении, что является одиночкой.
В 2011 году Борису Родоману, теоретику географии и родоначальнику географии туризма и рекреации, исполняется 80 лет. Это обстоятельство и стало поводом для нашей встречи и беседы.
Мы сидим втроем на кухне у Бориса Родомана. С высоты 17-го этажа открывается дивный вид на Лихоборы, Тимирязевский парк и островершинный хребет многоэтажного башенного горизонта. Борис не любит эти современные «байконуры», лишившие Москву своего лица, сделавшие город глобалистским ералашем.
Двадцать лет тому назад существовал маленький клуб «Московские географы-философы – любители крымских вин». В память об участии в этом клубе мы пьём крымский «херес», вино мужское, творческое, очень адекватное нашей беседе.
Александр Левинтов: В каком ряду отечественных географов ты сам себя видишь – в прошлом и в будущем?
Борис Родоман: Постановка того или иного человека в ряд при его жизни – бессмысленна. Это делает следующее поколение. Должно пройти время. Сейчас я себя ставить не могу никуда. Мне кажется, что я мало известен, и мой социальный статус – как вообще в жизни, так и в науке – очень низок. Не следует забывать, что я не занимаю никаких руководящих должностей, у меня никогда не было аспирантов, я нигде не читаю лекций – разве что иногда, эпизодически. Я вообще одиночка. Если бы я не был всё-таки вписан в профессиональное сообщество, то я бы вообще нигде не котировался, а был бы просто как какой-то сумасшедший. Я, конечно, вырос среди географов, они создают мне ауру… Но вообще я не возьмусь сам себя оценивать, это дело других людей.
Однако хочу добавить, что хотя, строго говоря, я не считаю себя экономико-географом, я вырос на этой кафедре – поэтому, может быть, формально меня можно отнести к экономико-географам.
Ольга Балла: Я бы хотела спросить о гуманитарной географии, в которой вы работаете. Видите ли вы её как уже сложившуюся дисциплину – или она ещё в стадии становления? В чём вы усматриваете задачи гуманитарной географии – и вообще, и первостепенные задачи географии?
Б.Р.: Гуманитарная