Открытие мира. Вячеслав Панкратов
Приходил он всегда с улыбкой, очень радовался Альке, долго держал его руку в своей, когда здоровался, словно ему нравилась Алькина рука, и обязательно спрашивал о чем-нибудь. Он приносил с собой что-нибудь вкусное – то белую булку, то баранки – и давал их всем; Алька брал с удовольствием, а Рита брала только тогда, когда уходил дядя Гриша, и еще притворялась, что не очень хочет.
Алька уже подрастал, и мама стала чаще брать его с собой, когда уходила по делам из барака. Раньше Алька очень любил путешествовать, сидя у нее на руках, но теперь она редко брала его на руки – говорила, что он стал тяжелым, – и чаще он ходил сам. Так однажды они с мамой ушли далеко от бараков, за завод, через пустырь, ехали на трамвае по широкой улице с большими каменными домами, у которых окна были одно над другим раз, еще раз и еще раз – считать Алька еще не умел, – но первый четырехэтажный дом остался в его памяти.
– Ты бы хотел жить в таком доме? – спросила мать.
И Алька с удивлением согласился. Он даже не подозревал, что в этих домах тоже живут люди. «Как-то странно, – подумал он тогда, – одни люди живут в красивых каменных домах, другие в деревянном бараке, а еще другие – вообще в маленькой землянке»; объяснения мамы по этому поводу были не очень понятны: почему это у всех людей все разное – и дома, и вещи? Почему одни – бедные, другие – богатые? Разве не правильнее было бы, чтобы у всех всего было одинаково и поровну?
Но особенно много вопросов возбудил в нем его первый поход в кино. Повел их в кино, конечно, дядя Гриша и по дороге рассказывал, что кино снимают на прозрачную, как стекло, пленку, на ней получается изображение, как рисунок на бумаге, только на прозрачной, потому что пленка прозрачная. И когда сквозь эту пленку пропускают свет, то на экране появляется увеличенное изображение того, что было на пленке. В целом Алька это понял, но то, что он увидел позже, превзошло все его ожидания.
Сначала они пришли в какой-то большой дом, где было много народа и большая теснота, и все стояли и ждали, пока откроют двери в зрительный зал. Когда двери открыли, все, торопясь, начали рассаживаться по рядам перед большим белым экраном, толкаясь и переругиваясь из-за тесноты и из-за того, что некоторые не могли разобраться с билетами и садились не на свои места; их приходилось сгонять, проверять билеты и снова усаживать уже на свои места. Потом начали разбираться с шапками на зрителях и требовали, чтобы их снимали, потому что сидящим сзади из-за шапок передних не было видно экрана. Потом то же самое начали делать с головами: голов, правда не снимали, но требовали у высоких мужчин и женщин убрать головы то вправо, то влево или осадить вниз, чтобы экран был виден другим, и снова пересаживались из-за голов неуступчивых, которые заявляли, что головы в карман они спрятать не могут и поэтому пересаживаться не хотят. Пока все это происходило, дядя Гриша успел показать Альке на задней стене зала три маленьких окошечка и объяснил, что кино будут показывать именно из них, а смотреть надо будет впереди на большом экране.
Жарко было ужасно, потому что все были в зимней одежде, сидели плотно друг к другу