Мастер и Путь. Слепок с эпохи. Владимир Ишечкин

      – В том числе, я железный нарком, а не-не…

      Габарита схватить и доставить ко мне!..

      В кабинете, что ваза и фрукты обжили,

      Он дерзает в продвинутом ленинском стиле.

      В Смольном крылась за ширмой простая кровать.

      Здесь же bedroom – и Хилтону не устоять!

      Как неясыть неслышно снимается с ветки,

      Так нарком по ночам приступает к разведке.

      Поднимает звонками низы наугад.

      Демократ собирает к утру компромат.

      Самодурство гнездится на собранных крохах.

      Новый день зачумлён на железных дорогах.

      По селекторной связи устроен разнос,

      Инженеры слетают с постов под откос.

      Каганович работает ради забавы.

      Театрально себе преподносит расправы.

      Этот мелкий нерон, от ЦК иерей,

      Кабинет обратил в небольшой Колизей.

      Командиры, без мысли молить о пощаде,

      На ковер

      прибывают при полном параде.

      Унижая их нагло, позорит свой сан,

      Корни рода. Заводит себя как шаман.

      И крест-накрест шеренгу, на выбор и в целом,

      Авторучка черкает по кителям белым.

      Что есть силы, наносит железный нарком

      Свой коронный удар по столу кулаком.

      Он разносит стекло вдрызг – на твердые брызги.

      Сквозь осколки видны репрессивные списки.

      Безнадежно стеклянный рассыпчатый звон

      Заглушается хамским напутствием:

      – Вон!..

      Два бюро машинисток сидят наготове.

      Документы второго потребуют крови.

      Ждут команды, но с ней не спешит комиссар,

      В черном кресле смакует эффектный удар.

      Сам себе Станиславский и автор. Не так ли?

      Не на сцене, а в жизни он ставит спектакли.

      Исполняет искусством завещанный долг –

      До заклания кадров железных дорог.

      – Высоко залетел, а мозгов маловато, –

      Возмущался неслышно завхоз наркомата. –

      Кладезь девственной дури! Опять рассадил

      На столе дефицитный стеклянный настил.

      Коммунист, а повадки заправского хана.

      Превышает лимит пятилетнего плана.

      Так стекла листового я не напасусь.

      Далеко не Америка Красная Русь…

      И завхоз без приказа, в защиту запаса,

      Пригласил за бутылку столярного аса.

      Деревянных дел мастер был тоже не трус.

      Жестко крышку стола приспособил на брус.

      Результат диверсанты восприняли с жаром:

      Не пружинила плоскость стола под ударом!

      Не могли отвести они полностью зло,

      Но хотя бы останется целым стекло.

      Каганович не ждал в кабинете подвоха.

      Повторялся спектакль, получалось неплохо.

      Приближался финал, боевой эпизод.

      А за ним – машбюро и двоякий исход.

      Был удар, но стекло, доверяясь опоре,

      Безмятежно мерцало как Мертвое море.

      Завертелся нарком – от стола и к столу.

      Сам в себе заподозрил живую юлу.

      Кисть руки трепетала болезненно, ибо

      Пострадала она у него от ушиба.

      Гибла